Шарлотта Бронте - Учитель

– Pourvu que vous soyez sage, – сказала мадам Ретер, – et а vrai dire, vous en avez bien l’air [27]. Выпейте пунша (она произнесла «ponche») – он приятен на вкус и полезен на сытый желудок.

Поклонившись, я вновь отказался. Она продолжала:

– Я глубоко… – она сделала паузу и торжественно отпила глоток, – я глубоко прониклась важностью поручения, которое дала мне моя драгоценная дочь – вам ведь известно, месье, что пансионом по соседству управляет моя дочь?

– А я думал, вы, мадам. – Впрочем, я тут же вспомнил, что заведение называется пансионом мадемуазель, а не мадам Ретер.

– Я? О нет! Я веду хозяйство, присматриваю за слугами, как моя подруга мадам Пеле, в доме своего сына, ничего более. Но неужели вы и впрямь считали, что я даю уроки? – И она залилась звучным и долгим смехом, словно эта мысль изрядно позабавила ее.

– Вы напрасно смеетесь, мадам, – отозвался я, – если вы и не даете уроков, то не потому, что это вам не под силу. – Я достал белоснежный платок и грациозным французским жестом обмахнул им нос, не преминув одновременно поклониться.

– Quel charmant jeune homme! [28] – пробормотала, словно про себя, мадам Пеле. Не столь чувствительная фламандка мадам Ретер только рассмеялась.

– Смотрю, с вами надо держать ухо востро, – заметила она, – коли вы способны на такие комплименты. Зораида станет вас побаиваться, но если будете умницей, я вас не выдам, не скажу, как искусно вы умеете льстить. А теперь послушайте, что она вам предлагает. Она слышала, что учитель вы отменный, а у нее преподают только лучшие наставники (car Zoraïde fait tout comme une reine, c’est une vèritable maîtresse-femme) [29], вот она и поручила мне заглянуть к вам сегодня и расспросить у мадам Пеле, нельзя ли предложить вам работу. Зораида осмотрительна: шагу не ступит, не узнав прежде, надежная ли почва под ногами. Она бы не обрадовалась, услышав, что я уже разгласила ее намерения, заходить так далеко мне не велено, но я думаю, не будет вреда, если раскрыть вам тайну, и мадам Пеле тоже так считает. Смотрите только, не выдавайте нас Зораиде, моей дочери: она так скрытна и осторожна, что понять не может, какое удовольствие другие находят в сплетнях…

– C’est absolument comme mon fils! [30] – вставила мадам Пеле.

– Со времен нашей юности мир так изменился! – подхватила ее приятельница. – Нынешняя молодежь мудра не по годам. Но вернемся к делу, месье. Мадам Пеле заведет со своим сыном разговор о том, что вы могли бы давать уроки и в заведении моей дочери; тот обратится к вам, после чего завтра вы заглянете к нам, поговорите с моей дочерью и сделаете вид, будто впервые услышали обо всем от месье Пеле, а моего имени даже не упоминайте – мне совсем не улыбается рассердить Зораиду…

– Bien, bien! – прервал ее я, утомленный многословием и околичностями. – Я посоветуюсь с месье Пеле, и мы все уладим так, как вы пожелаете. Доброго вам вечера, я бесконечно вам признателен.

– Comment! Vous vous en allez deja? [31] – воскликнула мадам Пеле.

– Prenez encore quelquechose, monsieur, une pomme cuite, des biscuits, encore une tasse de cafè? [32]

– Merci, merci, madame – au revoir [33]. – И я, отступив к двери, наконец покинул комнату.

У себя в комнате я решил как следует обдумать события минувшего дня. Странное это дело уладилось сомнительным образом, две старухи только запутали его, но я, размышляя, чувствовал удовлетворение. Прежде всего уроки в другом заведении внесли бы в мою жизнь разнообразие, и потом, преподавать юным леди наверняка интересно, тем более что мне еще никогда не доводилось бывать в пансионах для девиц. «И вдобавок, – думал я, глядя на заколоченное окно, – я наконец-то увижу таинственный сад, узрею и рай, и ангелов в нем».

Разумеется, месье Пеле и не думал возражать, узнав, что мадемуазель Ретер предложила мне дополнительный заработок: возможность иметь его было одним из условий, на которых он сам нанял меня. Поэтому уже на следующий день я услышал, что вправе давать уроки в заведении мадемуазель Ретер четыре раза в неделю.

Нанести визит самой мадемуазель я собрался лишь вечером, так как весь день мое присутствие требовалось в классах. Отчетливо помню, как перед выходом я заспорил сам с собой, стоит ли менять повседневную одежду на парадную, и наконец решил не утруждаться. «Несомненно, эта старая дева суха и строга, – думал я. – А если она приходится дочерью мадам Ретер, то наверняка пережила не меньше сорока зим, и даже если на самом деле молода и прелестна, я не красавец и не стану им, как бы ни наряжался, стало быть, переодеваться ни к чему». И я направился к двери, мимоходом бросив взгляд в зеркало на туалетном столике: худое лицо, далекое от канонов красоты, запавшие темные глаза под широким квадратным лбом, ни цветущего румянца, ни следов привлекательности, еще молод, но уже не юн, – не тот человек, который способен воспламенить любовь в женском сердце или стать мишенью для стрел Купидона.