Валентина Немова - Изъято при обыске

— Нестеров!

Парень встает из-за стола. Остальные облегченно откидываются к спинкам стульев. Нестеров быстро, но как-то неровно идет к доске. На лице злость. От чего? Оттого что ноги непослушны?

Он останавливается у доски и с отвращением глядит на длинный, пиленый, как сахар-рафинад, мелок. Словно его предстоит проглотить.

Я кладу книгу на кафедру и диктую наизусть. Нестеров пишет. Белая пыль сыплется на пол.

На доску ложатся слова. Но я не узнаю их. На доске слова-инвалиды, слова, взывающие о помощи.

В классе тихо. Нестеров держится за доску. Он путается в предложении, ладонью стирает написанное. Бугры над переносицей побагровели.

Время от времени я подаю ему, как руку, наводящий вопрос. Он то хватается за мою мысль, то пытается соображать сам.

Класс напряженно следит за нами. Сначала молча, потом бросая реплики.

Нарастает шум. Шум солидарности. Деятельный, азартный, рабочий шум! О! Он захлестывает меня, он подхватывает меня и несет. Несет к ним!

Кто-то восклицает:

— Вот это да-а-а! От русского голова трещит, как от математики. Мозгами ворочать надо…

— Открытие! — подхватываю я. — Он сделал открытие! Слава богу! Вы можете вызубрить правило, что безударная гласная проверяется ударением. Но если вы пишете "честолюбие" и не соображаете, какой смысл имеет слово, вы напишете "частолюбие", "чистолюбие". Да-да! Не смейтесь!

— Вот слово "подушка".Как написать?

— Через "о"!

— Через "а"!

— Сообразите! Сообразите! — выкрикиваю и я в азарте.

— Под ухом! — догадывается кто-то.

— Правильно! Правильно! — во мне все поет от восторга. В руках, в запястьях, бьется два сердца. — Вы русские, вы должны знать все слова, все корни. И должны следить, чтобы из корня слова "просо" у вас не вырастала" пшеница"…А окончания…Нестеров, напишите: " Мересьев посмотрел сквозь ресницы"…

Он пишет: " Мересьев посмотрел сквозь ресницу".

— Как сквозь ресницу?

— Да. Сквозь одну ресницу.

Взрыв хохота. Класс хохочет долго, радостно, как и смеются от усталости, чтобы отдохнуть.

— Садитесь, Нестеров.

Но он не садится.

— Конечно, у глаза две ресницы. Одна верхняя, другая нижняя, — твердит он уверенно.

Класс умирает от смеха.

— Нестеров, — говорю я. — Вы путаете веко с ресницей.

Его лицо мгновенно вытягивается. Он смотрит на мелок, потом кладет его на доску и молча выходит из класса.

В классе становится тихо.

Зима расцвела. Дома, столбы, изгороди обросли белым мохом, а на деревьях распустилась нежная белая хвоя инея.

Тротуары и шоссе еще не расчищены. Машины буксуют в снегу. Люди пробираются цепочками по узеньким, извилистым тропкам, вытоптанным в сугробах. Цепочки двигаются осторожно, замедленным темпом.

Я провалилась несколько раз в снег, пытаясь обогнать их. Я торопилась в школу.

Нечаянно я задела ветку черемухи. Она вздрогнула, иней с нее опал. А ветка осталась торчать, жалкая, голая, с растопыренными черными отростками.

Нестеров не пришел.

Сегодня у меня на уроках не было обычного шума протеста. Но не было и рабочего шума, а на лицах многих учеников я видела то же выражение беспомощности и растерянности, какое было у Нестерова.

Мои уроки уже кончились. Но я сижу в учительской и жду Нестерова. Может, он еще придет?

В учительской, во всех углах, перебивая друг друга, говорят учителя. Их голоса доносятся до меня словно издалека…

— Так я вас спрашиваю, какое вы имели право помещать мой класс в "Крокодил"? Какое? Ведь у нас все по-сред-ственно!

Хохот.

Нестеров…Вдруг он не придет? Он хочет знать. А я хочу его научить. Вдруг он не придет?…

— Что тут смешного? Разве сами вы не говорите ученикам: очень хорошо, садитесь, три.

Он хочет знать. Я почувствовала это. А я хочу его научить. Разве он не почувствовал этого?…

— Слушайте, слушайте! Последний школьный анекдот. Одного десятиклассника на экзаменах попросили написать два в квадрате. Не долго думая он нарисовал квадрат и в нем двойку.

Хохот…

Нестеров…Ему двадцать четыре года. Мы почти ровесники. Мы ровесники. Но я закончила институт, а он не закончил и семи…Он бросил школу вскоре после войны. Улица, ремесленное училище, завод…

— Николай Иванович! Как вы оценки выставляете?! Никакой точности!

— Что вы так волнуетесь? Где точность нужна, там она соблюдается. Например, при запуске ракет.

И опять смеются.

Я встала. Нет, Нестеров не придет. Чувствую — не придет. Завтра же надо ехать к нему на завод.

Это целый город-завод. Огромные корпуса цехов с застекленными крышами. Улицы цехов, целые проспекты. А над ними дым, временами такой густой, что можно без очков смотреть на солнце. Только огня не видно. Огонь там, внутри цехов. Но это не легкое воздушное пламя горящих дров. Это тяжелое, булькающее пламя превращенных в жидкость гор руды и железного лома.