— Мама! Папка! — позвала Юлька в панике. — Галька в скупку потащила свою обновку!
Наталья выронила вязание. К черту полетела Тарасова поддевка. Он натянул на одно плечо свой выцветший плащ. Мать несмело взяла его за пустой рукав:
— Отец, сядь. Я побегу. Тебе же нельзя.
Тарас отмахнулся от нее. Нехорошо, ох, нехорошо взглянул. Все понял:
— Я на них целую жизнь ишачу! Самовольники! И ты тоже удружила…
Не дожидаясь, пока жена оденется, он шагнул из квартиры, она следом за ним. Уходя, ни слова не сказала Юльке. В ее молчании услышала дочь себе осуждение. Но виноватой себя не почувствовала. Сколько же можно обманывать человека из жалости к нему? Чего ждать? Пока случится что-нибудь такое, чего нельзя уже будет ни скрыть, ни исправить?
Третья дочь Русановых была любимицей бабушки. Как я уже говорила, мачеха Тараса, Вера Васильевна, лютовала когда-то, свирепствовала над пасынком и его молодой женой, но неожиданно ее твердое сердце разнежила их младшенькая, покорная и хрупкая Лида.
— Маленькая, маленькая, — ворковала еще не старая женщина, у которой, кроме сына Николая, не было больше детей, и все тетешкала девочку, пока не подметил кто-то, что ноги внучки, сидящей на коленках у бабушки, достают до самого пола.
Стали разбираться, в каком чадо возрасте и в каком классе. Дознались: годов ей сравнялось двенадцать, а класс достигнут третий. Зарделась мать, осмыслив, что это значит, и приуныла. С тех пор нередко приходилось ей краснеть "через" младшую дочь, как и "через" старшую. По причине ее школьного отставания. Было это и вчера. Приглашали ее в учительскую для беседы. Получился, правда, разнос, а не беседа.
— Работать! Работать надо…посылать таких! — повысил голос классный руководитель, наткнувшись на родительницу Русанову, точно ее самое, а не ее дочь имел в виду и уличал в каком-то безобразии.
Услышав крик, мать стушевалась, расплакалась. Учитель мигом съехал на вкрадчивый шепот. Но мать больше ничего не уловила из его советов. Она смотрела поверх прямого "мужеского" плеча, и чудилась ей ее младшая дочь с большой почтальонской сумкой через плечо на тонких полусогнутых ногах, и было ей та жаль это Лидкино подобие до умопомрачения…
Безответная, мать повернула оглобли, а в школу на другой день снарядили Юльку " вызнать подробности насчет Лидкиного обучения и толку добиться, куда ее, бесталанную, принадлежит определить".
В то время как отсутствовала средняя дочь, мать, примостившись в кухне на табуретке, вязала и наблюдала за младшей, которая, сидя по-турецки на кровати, читала какой-то толмут, то и дело, по своему обыкновению, пересчитывая, сколько еще страниц осталось ей выучить.
Пялилась-пялилась мать на дочь, да и захотелось ей "подштопать лентяйку несусветную".
— Эх, Лидка, Лидка! — покачала головой Наталья, — тяжело тобой любоваться, как ты повторяешь. И сидишь ты с книгой, и читаешь будто, а как-то хладнокровно. Вроде ненужное тебе. Это я вот так, малограмотная. Примусь читать и то мне скучно, и другое ни к чему. А когда человек вникает в научность, он в книжку- то по-иному глядит. Вот как Юлька.
— Ну, ладно уж… Юлька, Юлька! Я же занимаюсь! — прогнусавила Лида, показав матери стоячие свои, сонные глаза. Но мать еще не все сказала и продолжает:
— Не знай, что ваш Иван Иванович Юльке присоветует, а меня он так и огорошил: пусть работает! Работает?! — Наталья опустила на колени вязанье, горестно уставилась на дочь. — Ну, какой же из тебя работник? Почтальенишко жалкой по подъездам спотыкаться… Но если ты учиться не желаешь! — мать подняла вязанье и так задвигала кистями рук, что только спицы засверкали.
— Хочу я… — неуверенно запротестовала дочь. — Но разве я виновата, что память у меня тупая и алгебру я не волоку!
— Добиваться надо, чтобы помочь предоставляли, кто получше. Вон, Юлька, была школьницей, и без конца — то к ней табуном ходили. Она им все долбила, про себя не думала, медаль прозевала…
Затосковала мать по несбывшемуся, приумолкла.
Медаль…Слово-то какое…Как мед, сладкое.
— Наш математик на лечении, а этот отнекивается. Если бы, говорит, без меня по моей дисциплине организовали дополнительные, я бы здороваться перестал с тем преподавателем.
Замешкалась мать с ответом Лидии, но ее суждения и не потребовалось. Прибыла с задания Юлька, сияющая, и сразу, не дожидаясь расспросов, принялась отчитываться:
— О работе он даже не заикнулся. Я открыла журнал. Чуть ли не у всего класса двойки. Будут дополнительные. Учеников не касается, кто на кого из учителей будет пенять. — она говорила, а душа ее ликовала: как просто все получилось! Вот что значит быть грамотной. И не проведут тебя, и другим сумеешь пригодиться.
Читать дальше