Валентина Немова - Святая святых женщины

После обильного "возлияния" трудиться Юдины и иже с ними, само собой разумеется, не стали. Разбрелись по участку и, подчиняясь закону "всемирного тяготения", попадали на землю и начали храпеть. Мама тоже задремала. Я завела ее в домик и уложила на диване, постелив на него стеганое одеяло, сшитое из разноцветных лоскутьев.

Полиночка все еще не пробудилась. Разоспалась наша куколка на свежем воздухе. Майя хотела было воспользоваться этим обстоятельством и заняться вместе со мной сбором смородины. Но я сказала ей:

— Сама управлюсь. Дома наработаешься. Смотри за ребенком. Приляг рядом с дочкой и поспи. — Но не успела дочь последовать моему совету, как произошел еще один инцидент.

Стоим с Майей, перешептываемся почти беззвучно, чтобы не разбудить спящую девочку, и вдруг видим: "подгребает" к нам мужчина, муж Светланы, "Мухаел", как назвала его Полина; притормозил возле нас и заявляет заплетающимся языком, но приказным тоном:

— Брысь отсюда все и девку уберите!

Майя вытаращила глаза, а я недоуменно приподняла плечи. И этого "лоха" уже научили Юдины удивлять честный народ.

— Это почему же? — озадаченно поинтересовалась Майя. И вот что ответил ей этот "Карандышев":

— Спать здесь буду я. Это мое место! — вот это была наглость так наглость. Сверх всякой допустимой меры. Ничего полезного не делая для моей матери, Майиной бабушки, в ее саду, чувствует себя этот чужой ей человек полновластным хозяином, а нас, ее ближайших родственниц, вообще не берет в расчет. Отмалчиваться на сей раз было просто невозможно. Ответила нахалу срывающимся от волнения голосом Майя:

— Твое место? Ты так думаешь? А мне так кажется, что в бабушкином саду твоего абсолютно ничего нет!

Спору нет, чего-то в этом роде я ожидала, но это было уже слишком. Они, Юдины и их кровная и некровная родня, не только привыкли считать мамин сад своим владением, но и поделили между собой эту территорию, как настоящие бандиты сферы влияния.

После "мертвого" часа изумлять народ взялся главный человек в команде Юдиных — Родион. Он, приняв за воротник, и сам не знал, как мне кажется, что будет вытворять через минуту. Этот раб собственного настроения, иными словами, самодур. Когда-то, отвечая у доски в школе, он, чтобы получить хорошую оценку, бичевал Дикого из "Грозы". А теперь, достигнув возраста этого персонажа, вел себя, может быть, даже похлеще, чем тот. Отдохнув во время сна, но, как видно, до конца не протрезвившись, а может быть, все еще злясь на меня за то, что я с самого начала повела себя не так, как должна была, по его мнению; и, стараясь дать мне урок, чтобы впредь я не "выпендривалась", когда готовится "выпивон", вздумал он вдруг заняться "работой"? сломать деревянную загородку, в которой лежал перегной. Взял в руки топор и, не спросив на то разрешения у тещи, которая уже не спала, как и другие, а сидела, позевывая, на завалинке, приблизился к ограде. Размахнулся и ударил обухом раз, другой. Боковая стенка со скрипом повалилась. Публика, присутствовавшая в саду, замерла, ожидая, что будет дальше, но никто даже шага не сделал по направлению к этому "артисту", опасаясь, как бы он сплеча не огрел топором. Давая выход накопившейся за день безделья энергии, пользуясь нашим невмешательством, всю эту городьбу он разнес бы, вероятно, в щепки (надеясь, что кто-нибудь восстановит ее за определенную плату), но в это время наконец-то пошла поливная вода, которую мы все, обе команды, с нетерпением ждали, в том числе и Бродька. Пользуясь дарами этого клочка земли, он не меньше других был заинтересован, чтобы то, что посажено, выросло, дало плоды, а не засохло на корню. Дождей в то лето не было совсем. Вода полилась сперва в бак, врытый в землю недалеко от домика. Зафыркала, зачихала и закашляла. Обратив внимание на этот шум, Родион, как нам показалось, наконец очухался. Отбросив в сторону орудие труда, превращенное в орудие разрушения, в несколько прыжков подскочил буян к баку.

Но тут надо сделать небольшое отступление. Когда был жив отец, на нашей шестисотке действовала поливная система из подсоединенных одна к другой железных труб. После смерти отца к тому времени, о котором идет речь, прошло уже 18 лет, и система эта, поскольку некому было ее ремонтировать (сыновей у мамы не было, а зятья отказывались помогать теще в ее саду), постепенно пришла в упадок. Пользовались мы теперь при поливке резиновым шлангом, толстым и очень длинным, достигающим в развернутом виде до самого дальнего угла участка, а потому очень тяжелым. Перекладывать его с места на место, когда поливаешь, было не так трудно. Тяжело было, когда закончишь работу, перетаскивать его в свернутом виде с места на место, чтобы положить подальше от глаз прохожих. Но мне приходилось все это делать, раз уж я взялась помогать маме.