Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного

— Об этом позволь думать мне!

Я была ошеломлена. Признаться, иного ответа и не ждала. Это девчонки, когда им плохо, сетуют на свою судьбу, жалуются всем подряд, а мальчишки страдают молча. И все же не думала, что Ванька может так резко изменить тон, разговаривая со мной. Опустив голову, сказала с упреком:

— Эх, Иван, я к тебе, как к родному, а ты… Ну да ладно. Не стоит об этом распространяться. — Я не прочь была бы к этим словам еще кое-что добавить, высказать просьбу, чтобы Ванька впредь был со мною повежливее, но, опасаясь, как бы он еще раз не сорвался, прикусила язычок. Ясно было, как день: я нечаянно посыпала ему соль на рану своим бестактным вопросом. И не следовало обижаться, что он воспротивился этому. Опустив голову еще ниже, я помалкивала. Взглянув на товарища исподлобья, увидела, что он курит и, посматривая искоса в мою сторону, слегка улыбается какой-то странной, загадочной улыбкой. Когда же я в упор на него посмотрела, он перестал улыбаться и отвернулся к окну. Чувствовалось: он испытывает какую-то неловкость. Я тоже была, что называется, не в своей тарелке. Чтобы ослабить напряжение, сковавшее и меня, и Ваньку, я снова попыталась завязать разговор на тему, не касающуюся нас с ним.

— Правда, хорошо, что Лина и Сашок выяснили отношения и дружат?

— Конечно, хорошо.

— Знаешь, Лазейкина говорила, что очень благодарна тебе за какую-то услугу.

— За какую услугу? Я что-то не припомню. И ты веришь, что она благодарна? Ты разве у нее в душе была?

— Зачем же ты так? Она же мне лично это говорила!

— А может, она сказала это для красного словца, а в голове у нее совсем другое?

— Что ты, Ванюша, зачем ты такие вещи говоришь безрадостные?

Иван молчал. Видя, что тема, предложенная мною Ваньке, почему-то раздражает его, я вернулась к тому, с чего мы начали и что обсуждал он охотно. Принялась снова жаловаться другу на свои беды, надеясь услышать в ответ утешительное слово.

— Ну, Вань, скажи, что мне делать! Не правда ли, Лешка просто комик: вдруг ни с того ни с сего порвал нашу с ним дружбу. Если бы ему внезапно понравилась другая девочка, и дело было бы совсем другое, с этим пришлось бы считаться. А его, кажется, другие не интересуют…

— Насколько мне известно, нет…

Вот Ванька и сказал "болеутоляющее" слово. Вдохновившись, я затараторила:

— Вань, слушай, новость какая! Левка Ростов, которому Лешка давал читать свой дневник, заявил мне: "Будет у вас с Крылатовым все хорошо. Только надо, чтобы и ты с его записками ознакомилась". Легко сказать: ознакомилась! А где же я их возьму? Помоги, Ванюша!

— Новость она мне сообщила! Ты и раньше это говорила. И я пытался тебе помочь. А ты струсила. Он тогда, может, нарочно ушел и про тумбочку сказал специально, чтобы ты знала, где его дневник искать. А ты рот разинула. Тогда у нас с ним был мир. А теперь война. Черная кошка между нами пробежала. Я же тебе только что об этом толковал. Ни о чем сейчас не могу я его попросить. Первый к нему я не подойду: не будет толку!

— Ну ладно, — смирилась я с отказом. — Не можешь ты у него для меня "секретник" его попросить. Но совет-то можешь дать, как мне дальше жить?

— А совет я тебе уже тоже дал: признайся, что проиграла пари.

— Да ты что! — возмутилась я. — Заладил одно и то же: признайся да признайся. Первой признаться ему в любви?! Ни в коем случае! Никогда! Нет, нет и нет! — я просто кипела от негодования. Но вдруг настроение мое резко изменилось: я расхохоталась, представив себе, что мы с Крылатовым поменялись ролями, и обратилась к Ивану с вопросом:

— Как ты думаешь, что сказал бы Алексей, если бы я его обвинила в том, в чем он меня обвиняет? Что он влюбился в меня. Обвинить в любви! Ты послушай, как это звучит. Это же чушь какая-то. Комедия настоящая.

— Да… — с печалью в голосе подтвердил Ванька — Это, безусловно, смешно. Однако выразиться надо иначе: "Это было бы смешно, если б не было так грустно".

Иван, как и я, любил литературу. Много знал наизусть из того, что мы изучали. Ему не нравилась только учительница, которая преподавала нам словесность. Звали ее Полиной Андреевной.

— Конечно, это все грустно, — согласилась я — Невесело нам с тобой, Ваня. Но не о нас речь. Я спрашиваю: как, по-твоему, Лешка заговорил бы со мной, если бы я стала доказывать ему, что он влюблен в меня?

— Понятия не имею, что сказал бы он в этом случае, но уверен: после такого объяснения было бы у вас что-то одно, или помирились бы вы насовсем, или навсегда разругались.