Айн Рэнд - Мы живые

В Доме крестьянина было множество дверей и коридоров, по которым бегало бесчисленное множество ног, создавая вид кипучей деятельности. Кира так и не узнала, кто были люди, работающие в других кабинетах, и чем они занимались, включая и мифического товарища Воронова, которого за все время работы она видела всего один раз.

Как постоянно напоминала им товарищ Битюк, Дом крестьянина – это «сердце гигантского организма, чьи вены несут свет пролетарской культуры к самым отдаленным деревням». Дом гостеприимно принимал многочисленные крестьянские делегации, всех «сельских товарищей», приезжающих в город, являясь одновременно и учителем, и гидом, удовлетворяющим культурные и духовные потребности крестьян.

Сидя за своим столом, Кира наблюдала, как товарищ Битюк, брызгая слюной, с кем-то разговаривает по телефону:

– Да-да, все готово. В час крестьяне из сибирской делегации идут в Музей революции, где прослушают двухчасовую лекцию по пролетарской истории – мы уже заказали специального экскурсовода. В три у них будет встреча в нашем марксистском клубе, где им прочитают лекцию на тему «Проблемы советских города и деревни». А в пять их будут чествовать в клубе пионеров, где милые крошки покажут им физические упражнения. В семь повезем их в оперу – уже заказали две ложи в Мариинском.

Положив трубку, товарищ Битюк повернулась к подчиненным.

– Товарищ Аргунова, заявка на специального лектора у вас?

– Нет, товарищ Битюк.

– Товарищ Иванова! Вы напечатали заявку?

– Какую заявку, товарищ Битюк?

– Заявку на специального лектора для крестьянской делегации из Сибири.

– Но вы мне не говорили ни о какой заявке…

– Я написала ее от руки и положила к вам на стол.

– Ах да, конечно… Я видела ее, но не знала, что ее нужно отпечатать. У меня в машинке лента порвалась.

– Товарищ Аргунова, утвержденная заявка на новую ленту для машинки у вас?

– Нет, товарищ Битюк.

– А где она?

– В кабинете у товарища Воронова.

– А почему там?

– Он еще не подписал ее.

– А другие подписали?

– Да, товарищ Битюк, подписали товарищи Семенов, Власова и Переверстов, но товарищ Воронов еще не вернул.

– Некоторые не осознают огромного культурного значения нашей работы, – распалилась было товарищ Битюк, но, заметив пристальный и подозрительный взгляд девушки в кожаной куртке, услышавшей критику в адрес начальника, поспешила поправиться: – Я имею в виду вас, товарищ Аргунова. Вы не проявляете в работе пролетарскую сознательность. Вы должны проследить за тем, чтобы заявка была подписана вовремя.

– Хорошо, товарищ Битюк.

Часами Кира, бледная и худая, в своем старом выцветшем платье, подшивала документы, справки, отчеты, доклады, заявки, чтобы навечно похоронить их в архиве; она пересчитывала книги – стопы, горы книг в красно-белых обложках, которые еще пахли типографской краской и предназначались для отправки в деревенские клубы: «Что мы можем сделать для стирания граней между городом и деревней», «Красный крестьянин», «Азбука коммунизма», «Товарищ Ленин и товарищ Маркс». Постоянно раздавались телефонные звонки; приходили и уходили какие-то люди, которых следовало называть «граждане» и «товарищи»; словно пластинка патефона, нужно было постоянно призывать, подражая товарищу Битюк: «Итак, товарищи, наше участие в смычке…» или: «Культурный прогресс пролетариата, товарищи, требует…» Иногда в управление забредали и сами «товарищи» крестьяне. Они выстраивались за низкой некрашеной перегородкой, одной рукой робко теребя шапку, а другой – почесывая затылок, и медленно кивали, непонимающе уставившись на Киру, говорившую им:

– …для вас назначена экскурсия в Зимний дворец, где вы можете ознакомиться с тем, как жили цари и как они угнетали трудящихся, затем…

Бородатые крестьяне в ответ мямлили:

– Товарищ, мы по вопросу о нехватке зерна…

– …а после экскурсии – лекция «О неизбежном крахе капитализма».

После ухода крестьян Нина и Тина осторожно обнюхивали место, где те стояли, и смотрели, не осталось ли каких-либо пятен на деревянном полу. Однажды Кира увидела, как Нина что-то раздавила ногтем большого пальца.

В то утро, поднимаясь по лестнице, Кира взглянула на стенгазету, выпускавшуюся, как и в других учреждениях, работниками Дома крестьянина после того, как содержание отредактируют в партбюро. Ее вывешивали на самое видное место, для «повышения морального духа и сознательности коллективного труда» и для «распространения классово важных новостей и конструктивной пролетарской критики».