Айн Рэнд - Мы живые

На Дворцовой площади, которая теперь называлась площадью Урицкого, возвели целый деревянный амфитеатр. На фоне Зимнего дворца, умножаясь в его зеркальных окнах, на просторной деревянной трибуне, обтянутой красной материей, стояла делегация британских профсоюзов. Питерские рабочие медленно проходили мимо. Британские классовые братья стояли неподвижно, немного удивленные, немного смущенные.

Кира запомнила лишь одного из них: высокую, худощавую и уже немолодую женщину с лицом школьной учительницы. На ней было отличное модное бежевое пальто, которое громче всех приветствий, громче «Интернационала» кричало, что оно сделано за границей. Хорошо сшитое, из дорогого материала, отлично сидящее на своей обладательнице, оно не стонало, как эта толпа вокруг Киры, о ничтожности и убожестве существования. Кроме того, на британском товарище были шелковые чулки – золотистое сияние, облизывающее ноги, увенчанные новыми коричневыми лакированными узорчатыми туфлями.

И вдруг Кире неудержимо захотелось завопить, броситься на платформу и вцепиться в эти сверкающие ноги, повиснуть на них, вцепиться в них своими зубами так, чтобы эти ноги утащили ее в свой мир, который существует где-то далеко, а сейчас оказался вот тут, совсем рядом, в пределах досягаемости ее крика о помощи.

Однако она только качнулась и закрыла глаза.

Демонстрация остановилась. Все стояли, топтались на месте, чтобы согреться, и слушали речи. Речей было много. Говорила женщина из британского профсоюзного движения. Охрипший переводчик выкрикивал слова в площадь, которая покрылась красно-багряными пятнами и пестрела цветом военных форм. Люди в толпе были плотно прижаты друг к другу.

– Это захватывающее зрелище. Нас послали сюда рабочие Англии, чтобы мы могли увидеть все собственными глазами и сказать всему миру правду о том величайшем эксперименте, который вы проводите. Мы расскажем всем об этих многотысячных коллективах русских тружеников, которые так горячо и свободно выражают свою преданность советскому правительству.

Лишь на одно безумное мгновение Кира подумала, что может прорваться сквозь толпу, подбежать к этой женщине и крикнуть ей, рабочим Англии, всему миру о том, какова на самом деле та правда, которой они жаждут. Но она вспомнила о Лео, который остался дома, о Лео, кашляющем, мраморно-бледном Лео. Перед ней стоял выбор: либо Лео, либо правда для всего мира, который к тому же не станет ее слушать. Лео победил.

В пять часов вечера сверкающий лимузин забрал делегатов, и демонстрация разошлась. Темнело. Кире нужно было успеть на лекцию в институт.

Холодные, плохо освещенные аудитории поднимали ее настроение. Все эти схемы, чертежи и плакаты на стенах, изображающие брусья, балки и поперечные сечения, были такими точными и выглядели так беспристрастно и незапятнанно. Хотя бы один короткий час, несмотря на то что ее желудок трепетал от голода, она смогла подарить мечтам о том, что станет когда-нибудь инженером и будет строить алюминиевые мосты и башни из стали и стекла, и о том, что перед ней есть какое-то будущее.

После лекции, спеша по темным коридорам, она натолкнулась на Товарища Соню.

– А, товарищ Аргунова, – сказала Товарищ Соня. – Давненько мы вас не видели. Вы уже не так активно занимаетесь учебой, а? А уж об общественной деятельности и говорить нечего – вы ведь у нас самая ярая индивидуалистка.

– Я… – начала Кира.

– Это не мое дело, товарищ Аргунова, это меня не касается. Я вот только подумала о том, как, по слухам, партия скоро будет поступать со студентами, которые не проявляют общественной сознательности.

– Я… понимаете… – Кира подумала, что будет лучше все объяснить. – Я работаю, и я очень социально активна в нашем кружке политпросвета.

– Ну да?! Что вы говорите?! Мы вас, буржуев, знаем. Все вы активные, когда боитесь потерять теплое местечко. Вам нас не надуть.

Когда Кира вошла в комнату, Мариша вскочила, как отпущенная пружина:

– Гражданка Аргунова! Держите свою проклятую кошку у себя в комнате, или я сверну ей шею!

– Мою кошку? Какую кошку? У меня нет никакой кошки.

– Да? А это кто сделал? Ваш дружок? – Мариша показала на лужу в середине ее комнаты. – А это что такое? Слон, что ли? – кипятилась она еще больше, в то время как послышалось мяу, и пара серых пушистых ушек показалась из-под стула.

– Это не моя кошка, – сказала Кира.

– А откуда же она тогда взялась?