Адольфо Касарес: Козни небесные

Кроме того, Идибаль или Иддибаль, имя сиделки, — карфагенское; бассейн с ритуальными рыбами и перечеркнутая трапеция — карфагенские, наконец — horresco referens [8] Страшно рассказывать ( лат. ). , — существуют «содружества», или circule [9] Кружки ( лат. ). , тоже карфагенские и столь же зловеще памятные, как ненасытный Молох...

Но вернемся к здравому размышлению. Я спрашиваю себя, купил я сочинения Бланки, потому что они упоминались в показанном мне Моррисом письме, или же потому, что истории этих двух миров параллельны? Поскольку Моррисов там нет, то и кельтские легенды не входят в план чтения; другой Карлос Альберто Сервиан мог опередить меня; мог раньше, чем я, приступить к чтению политических трудов.

Я горжусь им: так мало было у него данных, и все же он объяснил таинственное появление Морриса; желая, чтобы и Моррис это понял, он посоветовал ему прочесть «От звезд к вечности». Меня удивляет все же, почему он хвалится тем, что живет в мерзком районе Наска и не знает проезда Оуэна.

Моррис побывал в ином мире и вернулся. Он не прибегнул ни к моему ядру с рессорами, ни к какому-либо другому средству передвижения, придуманному, дабы бороздить неведомые астрономические пространства. Как же он проделал свой путь? Я открыл словарь Кента; на слове «пасс» я прочел: «Сложные движения рук, которые вызывают появление и исчезновение призраков». Я подумал, что при этом необязательно нужны руки, движения можно проделать и чем-нибудь другим, например, элеронами самолета.

Моя мысль заключается в том, что «новая схема испытаний» соответствует некоему пассу (оба раза, что Моррис применял ее, он терял сознание и попадал в другой мир).

Там заподозрили, что он шпион, явившийся из соседней страны, здесь объяснили его отсутствие бегством за границу с целью продать секретное оружие. Моррис ничего не мог понять и посчитал себя жертвой коварного заговора.

Вернувшись домой, я нашел у себя на письменном столе записку от племянницы. Она сообщала мне, что собирается бежать с этим раскаявшимся предателем, лейтенантом Крамером. И имела жестокость добавить: «Утешаю себя тем, что ты не слишком огорчишься, ведь ты никогда обо мне не думал». Последняя строчка была написана с явным злорадством: «Крамер думает только обо мне, я счастлива».

Я впал в полное уныние, перестал принимать больных и больше трех недель не выходил на улицу. Я подумал с некоторой завистью о своем астральном «я», о том, кто тоже сидит дома, но пользуется уходом «заботливых женских рук». Мне кажется, я знаю его нежную помощницу; мне кажется, я знаю эти руки.

Я навестил Морриса. Попытался рассказать ему о своей племяннице (я готов был непрерывно говорить о своей племяннице). Он спросил, отличалась ли эта девушка материнской добротой. Я сказал, что нет. Тогда он заговорил о сиделке.

Должен сказать, что отнюдь не представившаяся мне возможность встретиться с новым вариантом самого себя побуждала меня совершить путешествие в тот, иной Буэнос-Айрес. Мысль воспроизвести себя согласно картинке на моем экслибрисе или познать себя согласно его девизу меня не соблазняла. Меня скорее всего соблазняла мысль воспользоваться опытом, который другому Сервиану, в его счастливой жизни, был недоступен.

Но все это мои личные дела. А вот положение Морриса меня беспокоило всерьез. Здесь его знали и хотели разобраться в деле совершенно беспристрастно; но он упорно и однообразно все отрицал, и его мнимое недоверие озлобило начальников. В будущем ему грозило разжалование, если не расстрел.

Попроси я у него подаренное сиделкой кольцо, он бы его мне не дал. Чуждый подобного рода идеям, он никогда не понял бы, что человечество имеет право на такое доказательство существования иных миров. Должен еще признаться, что Моррис питал какую-то безрассудную страсть к этому кольцу. Возможно, мой поступок оскорбит чувства джентльмена, совесть гуманиста его оправдает. Наконец, мне приятно рассказать о неожиданном результате: после потери кольца Моррис стал охотнее выслушивать мои планы бегства.

Мы, армяне, едины. Внутри общества мы образуем несокрушимое ядро. У меня есть друзья в армии. Моррис получит возможность воспроизвести свое испытание. Я отважусь сопровождать его.

Рассказ Карлоса Альберто Сервиана мне показался неправдоподобным. Я знаю старинную легенду о колеснице Моргана: путник говорит, куда он хочет попасть, и колесница несет его, но ведь это легенда. Допустим, что по случайности капитан Иренео Моррис попал в иной мир; но для того чтобы он вернулся в наш мир, потребовалось бы уж чересчур много случайностей. К такому мнению я пришел сразу. Факты подтвердили его.