Джоан Линдсей - Пикник у Висячей скалы

Джим Грант вышел возле полицейского участка Вуденда, чтобы сразу предоставить отчет констеблю. Только ближе к вечеру Альберт и доктор Кулинг привезли так и не пришедшую в сознание девушку в домик садовника у ворот «Лейк Вью» и уложили её в лучшей комнате под опекой жены садовника миссис Катлер. В длинной, пахнущей лавандой и кухонным мылом, сиреневой сорочке миссис Катлер, Ирма лежала, закрыв глаза под лоскутным одеялом на огромной двуспальной кровати, и выглядела, как позднее отметила мужу миссис Катлер «как настоящая куколка». Прекрасные батистовые панталоны и нижняя рубашка «все отделанные настоящим кружевом. Бедный ягнёночек!» были настолько изорванными и пыльными, что добрая женщина взялась пройтись по ним паровым утюгом, под которым они и сгорели в понедельник утром. К большому удивлению миссис Катлер, ягнёночка привезли со Скалы без корсета. Скромная женщина, для которой слово корсет всегда было непроизносимым в присутствии джентльмена, ничего не сказала об этом доктору, который с легкостью предположил, что девушка весьма разумно отправилась на школьный пикник без этого предмета гардероба, который, по его мнению, является причиной жалоб многих женщин. Так, ценная улика об отсутствии корсета так никогда и не довелась до сведения полиции. Так же, как и до обитательниц колледжа Эпплъярд, где известную своим утончённым вкусом по части одежды Ирму Леопольд, видели утром в субботу 14 февраля несколько одноклассниц, надевающей длинный, французский сатиновый корсет с лёгким каркасом.

Тело оказалось нетронутым — девушка по-прежнему оставалась девственницей. После тщательного осмотра доктор Кулинг заявил, что единственное от чего она пострадала был шок и перегрев на солнце. Все кости целы, и лишь несколько незначительных царапин и ушибов на лице и руках. В особенности на руках, — ногти были сильно повреждены и поломаны. Имелась также возможность сотрясения мозга, судя по ушибам на некоторых участках головы, — ничего страшного, но доктор хотел бы ещё услышать мнение другого профессионала.

— Ну что ж, слава богу! — произнёс полковник Фитцхьюберт, на иголках ожидавший в крошечной передней. — Мы с женой считаем, что мисс Леопольд стоит остаться здесь пока она достаточно не поправится. Миссис Катлер — превосходная медсестра.

На закате, когда доктор Маккензи заглянул к Майклу по дороге домой, он спустился к домику садовника для консультации с доктором Кулингом, который как раз собирался уходить.

— Согласен с вами, Кулинг, — сказал пожилой господин, — Это чудо. По всем нормам пациентка должна была давно скончаться.

— Дорого бы дал, чтобы узнать, что там случилось на этой Скале, — ответил Кулинг. — И куда подевались остальные две девочки? А воспитательница?

Было решено, что доктор МакКензи присмотрит за пациенткой вместе с Майклом Фитцхьюбертом, чья медсестра, будет при необходимости всегда доступна.

— Но она не понадобится, — улыбнулся доктор МакКензи, — зная вашу миссис Катлер, полковник. Она отлично с этим справится. Радуйтесь этому. Отдых. Это главное. И, по возможности, когда девочка придёт в сознание, не тревожьте её.

В сумерках, доктор Кулинг уезжал весьма довольным.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, доктор. Спасибо за помощь. Дело легко могло принять более серьёзный оборот. Думаю, скоро мы прочтем обо всём в газетах.

Однако, доктор МакКензи был не столь самонадеян. Он вернулся в спальню и стоял там, задумчиво глядя на бледное, в форме сердца лицо на подушке. Трудно предугадать, особенно у юных и хрупких, как поведёт себя сложный механизм мозга, столкнувшись с эмоциональным потрясением. Чутьё подсказывало ему, что она должно быть сильно страдала, если не телесно, то духовно, независимо оттого что произошло или не произошло на Висячей скале. Он начинал подозревать, что это не обычный случай. Но насколько он необычен, ещё не знал.

Для Майка лишенные времени дни неуловимо таяли в таких же безвременных ночах. Спал он или бодрствовал, — не имело значения в туманных серых краях, где он нескончаемо искал какую-то неизвестную безымянную вещь. Стоило ему приблизиться, как она неизменно исчезала. Порой он просыпался, казалось уже коснувшись её, но она проносилась мимо и ему оставалось лишь цепляться руками за покрывало. Жгучая боль в ноге уходила и возвращалась, постепенно ослабевая, когда в его голове прояснялось. Иногда он чувствовал запах дезинфицирующего средства, иногда — одурманивающий запах цветов из сада. Когда он открывал глаза, в комнате всегда кто-то присутствовал: обычно это была незнакомая девушка, одетая, казалось, в белую бумагу, хрустящую при движениях. На третий или четвёртый день, он наконец забылся глубоким спокойным сном. Когда он проснулся в комнате было темно, за исключением слабого света, исходившего от белого лебедя, сидящего на медных перилах изножья его кровати. Майкл и лебедь без удивления смотрели друг на друга, пока прекрасная птица медленно не расправила крылья и не улетела в открытое окно. Он снова заснул и проснулся от солнечных лучей и запаха анютиных глазок. Рядом с кроватью стоял пожилой мужчина с бородкой.