Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

Клодетт посмотрела на брата, перевела взгляд на Мейв.

– Ну не могла же я теперь оставить его одного?

Дождевые залпы с силой обрушивались на ветровое стекло; дворники, с обреченностью Сизифа, сновали из стороны в сторону, совершая бесполезные движения. Лукасу приходилось наклоняться вперед, чтобы разглядеть бегущую впереди дорогу. Несмотря на дождь, на запотевшие окна, ему все-таки удавалось время от времени различить за боковыми стеклами мрачные громады гор, редкие рощицы и пенные речные потоки.

Клодетт и Мейв уже спокойно болтали, как обычно, со времен их общего школьного детства. О группах, с которыми они поднимались на Хелм Крэг [76] Один из живописных холмов заповедника «Озерный край». , о сценарии, который сейчас читала Клодетт, о ее поисках няни и о непостижимой страсти Паскалин к сломанной мебели.

– Здесь налево, – бросила ему сестра, прервав на секунду монолог о многочисленных стульях в доме матери, на которых запрещено сидеть. Лукас знал этих двух женщин, вероятно, лучше всех в этом мире, и он понимал то, что скрыто под невинными темами их разговора. Клодетт отвлекала их от постоянных мыслей об эмбрионах и вероятности того, что они приживутся, от предстоящих одиннадцати днях неопределенности до выяснения того, прижились ли они или сбились с пути, уплыли по течению, как влекомые ветром перышки, за пределы достижимого и сгинули безвозвратно. Она не упоминала о стоимости этих процедур или о том, что у них с Мейв нет больше эмбрионов в хранилище, что это их последний шанс. Она также понимала, что, хотя Мейв спрашивала о Тимо и следующем фильме, на самом деле все ее невысказанные мысли и слова сводились к следующему: «Если бы только… пожалуйста… я безумно нервничаю, не представляю, как мы переживем, если и этот способ не сработает, не представляю, что мы будем делать»

Перед ними извивалась лента ухабистой дороги, машина упорно карабкалась по склону скалистого серого холма, поросшего мхами и утесником. Клодетт уже раз пять выбиралась из машины, чтобы открывать и закрывать встречные ворота.

– Мы не заблудились? – спросил Лукас, когда она в очередной раз уселась рядом с ним в машине, принеся в салон запахи папоротника, дождя и ветра.

Клодетт кивнула, смахнув капли дождя со лба.

– Ты уверена?

Она вновь кивнула.

Автомобиль слегка занесло, колеса вгрызались в гравий, но вот, после очередного поворота, перед ними внезапно появился небольшой луг, прорезанный потоком, со стайками белых берез по берегам. Лукас ехал дальше, и из тумана начали проступать очертания каких-то угловатых плоскостей далекого строения, поначалу смутного, но постепенно обретающего четкость. Он пристально смотрел вперед, напрягая зрение и размышляя, не обманывают ли его глаза, не исчезнут ли эти загадочные очертания, когда они приблизятся к ним. Но вскоре видимые окрестности определенно приняли материальные формы. Он уже различил окно, стену, крышу.

В излучине реки с подветренной стороны стоял каменный дом.

С оконных переплетов местами облупилась белая краска, над ними темнела черепичная крыша, входная дверь приоткрыта, точно дверь в сказку, словно их соблазняли покинуть реальность ради рискованного путешествия в параллельный мир.

– Вуаля! – воскликнула Клодетт, триумфально взмахнув рукой, словно завершила какой-то магический трюк, словно вызвала это видение из самой земли. – Не желаете ли заглянуть внутрь?

В это мгновение сзади раздался легкий шум, подобный взмаху крыла волшебной птички. Оба, он и Мейв, одновременно повернулись к детскому креслу. Клодетт не сводила глаз с фасада дома.

– Ах, он просыпается, – пробормотала она, распахивая дверцу машины. – Идеально вовремя.

Лукас зашел в дом. Через щели в половицах пробивались зеленые ростки, сквозь оконные рамы также проникли стрелки какого-то вьющегося растения, уже цепляющиеся за штукатурку внутренних стен. В слабом подобии некогда нормальной гостиной виднелись отслоившиеся от стен обои, часть которых, побежденная временем и забвением, уже пылилась на полу. Дом наполняли влажные травяные запахи. Здесь явно давно не жили.

В кухне темнела старая прокопченная печь, на ней гостеприимно стоял чайник, словно надеясь, что в любой момент могут появиться замученные жаждой визитеры. На сушилке стояли затянутые паутиной тарелки, под ней покрытая пятнами плесени раковина, рядом на полке – проржавевшая жестяная банка пищевой соды, а возле плиты скрюченная подметка какого-то башмака. На гвозде возле двери висел поводок давно исчезнувшей собаки, он потрескался и расслоился в ожидании своего владельца.