Мэгги О'Фаррелл - Там, где тебя ждут

Кэлвин видел только размытые очертания своих родных: размытые разноцветные пятна за сеткой, окружавшей батут. И звуки их голосов до него долетали с перерывами. Хрипловатый голос матери и звенящий голосок Зои. Изредка раздавались громогласные восторженные возгласы брата. Он знал, что Марита будет в основном молчаливой и тихой, но это лишь видимость, ее внутренний мир наполнен удивительной музыкой, ритмичными мелодиями и голосами, поющими песни, этот личный музыкальный мир вливается ей прямо в голову через наушники. Иногда, пока они сидели на задних сиденьях машины, она давала ему немного послушать, если он вежливо просил ее: она могла поделиться с ним одним наушником, который он вставлял в свое ухо, и тогда они слушали вместе, оба захваченные вихрем ее музыкального мира.

Однако сейчас он слышал и то, как билось его собственное сердце, как шумел в ушах ток собственной крови, и ритмичные глухие удары его ног по упругой, эластичной поверхности батута. Все его существо сейчас поглотили собственные ощущения, собственные взлеты. Небо нисходило с высот и чмокало его в макушку, снова и снова, деревья помахивали ему ветвями, словно в лесу Бабы-яги, но остальной мир канул в небытие – его родные, толпы гуляющих, стены аквариума, ларек с чипсами.

Он прыгал все выше и выше, пытаясь вспомнить стихи про высоко взлетавшего милого друга, которые иногда повторяла ему мама, и заканчивались они восклицанием: «Будешь ты навеки мой!» – после этого, когда он был еще маленьким и они вместе прыгали на домашнем батуте, она обычно подхватывала его на руки и кружила в разные стороны. Его взгляд стремился вдаль над сеткой: в поле его зрения попадал то вольер с обезьянами, то крыши автобусов на дороге за воротами зоопарка, и именно поэтому он первым заметил своего отца.

Дэниел медленно шел в их сторону: Кэлвин видел его, как в кино, в режиме стоп-кадра, его продвижение по зоопарку то и дело, в ритме прыжков, прерывалось сеткой батута, однако с каждым прыжком отец становился все ближе. На нем было серое пальто, которого Кэлвин никогда раньше не видел, а с шеи свешивались концы разноцветного шарфа с орнаментом пейсли [101] Древний восточный орнамент в виде стилизованных огурцов, в XVII веке центром производства тканей с таким узором в Западной Европе стал шотландский город Пейсли, в честь которого орнамент и получил свое название на Западе. .

– Эгей! – воскликнул запыхавшийся Кэлвин, потерял равновесие, повалился на бок и, потрясенный и дезориентированный возвращением к неподвижности, закончил: – Вон папа!

Клодетт, рисовавшая с Зои какую-то картинку, строго оглянулась на Кэлвина с цветным карандашом в руке, словно собиралась отругать его за то, что он выдумывает такие возмутительные глупости. Ари, писавший Софи подпись к снимку Зои с гепардом, оторвал взгляд от экрана мобильника, и в ту же секунду на него поступило сообщение от Дэниела: «Я здесь. Где вы?» Марита пребывала в полном неведении. Погруженная в свой музыкальный мир, она понятия не имела, что отец, который теперь жил в Нью-Йорке и с которым она не виделась уже полтора месяца, подходил к ней сзади.

Ари охнул и, смущенно вспыхнув и повернувшись к матери, внезапно осознал, что из-за его заикания может произойти нежеланное появление:

– Я… я… я с-собирался с-сказать. Он упоминал… давно, что… возможно, будет в городе, и я просто… просто… просто подумал…

Пристальный взгляд матери смутил его. Она выразительно подняла брови, взяла темные очки со стола и спряталась за ними.

– Все ясно, – коротко ответила она.

– Извини, – сказал Ари, пытаясь растормошить Мариту, вынудить ее снять свои наушники: могла понадобиться ее помощь, но она витала в заокеанской недостижимости своих музыкальных эмпиреев, – мне казалось, я говорил… – соврал он, – м-м-может, это выпало у меня из п-памяти.

Одервеневшей рукой Клодетт неловко пригладила волосы Зои.

– Ладно, – сказала она, – он уже явился.

И он действительно явился. Дэниел подошел к их компании, в расстегнутом пальто и с широченной улыбкой на лице.

– Здорово! – пробасил он, и Ари невольно улыбнулся, несмотря на вихревую опасную атмосферку, несмотря на изобличающие сообщения на телефоне, которые надо срочно стереть, чтобы мать никогда не увидела их. Звучный и красивый голос Дэниела всегда располагал к нему людей, хотя сам он вряд ли осознавал это.

– Да что вы все онемели? – воскликнул он, подхватил со стула изумившуюся Мариту, заключил в медвежьи объятия Кэлвина, подбросил в воздух Зои и хлопнул Ари по спине. Уделив должное внимание всем детям, он замер перед бывшей женой. Ари обнаружил, что едва может дышать; он старался не смотреть на них, однако ему не удалось заставить себя оторвать от них взгляд. Клодетт и Дэниел в глаза друг друга не видели уже три или четыре года. За это время Дэниел успел улететь обратно в Штаты, восстановил трудоспособность, занялся бегом, опять начал преподавать, а через каждые шесть недель виделся с детьми и основал благотворительный фонд для больных избирательным мутизмом. Короче говоря, четыре года назад Клодетт выдворила из дома совершенно другого человека.