Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

"Мм, я, знаете ли, никогда не любил музыки."

Ответ Мэллинсона был полон холодного отвращения: "Это Ваши проблемы. Если Вам хочется, оставайтесь здесь на всю жизнь, никто Вас не останавливает." Однако взгляд его, обежавший всех, горел вспышкой обращения. "Не каждый, конечно, делает такой выбор, однако понятия различаются. Как по-твоему, Кануэй?"

"Согласен. Понятия действительно различаются."

Мэллинсон повернулся к Мисс Бринклоу, которая внезапно отложила свою книгу и заметила: "Кстати сказать, я думаю, я тоже останусь."

"Что?" закричали все.

Он продолжила с яркой улыбкой, которая была больше придатком на ее лице, нежели освещением его: "Видите ли, я раздумывала над тем, каким образом мы попали сюда, и смогла прийти только к одному заключению. Существует таинственная сила, которая из-под тишка управляет всем этим. Как Вы считаете, господин Кануэй?"

Кануэй мог бы затрудниться с ответом, но в растущей спешке Мисс Бринклоу продолжила: "Кого я могу вопросить о предписаниях Провидения? Я была послана сюда с целью, и я должна остаться."

"Вы говорите, что надеетесь заложить здесь миссию?" спросил Мэллинсон.

"Не только надеюсь, но и имею серьезные намерения. Я знаю лишь как вести себя с этими людьми -- но я должна найти свой путь и ничего не бояться. Ни в одном из них нет настоящей твердости духа."

"И Вы намереваетесь обеспечить их этой твердостью?"

"Да, господин Мэллинсон, именно так. Эта идея умеренности, о которой мы так много слышим вокруг, вызывает во мне решительную оппозицию. Вы можете называть ее кругозором широкого масштаба, если хотите, но на мой взгляд, она ведет к наихудшему роду слабости. Вся проблема местного население лежит в так называемом широком кругозоре, и я приложу все свои силы в борьбе против этого."

"И кругозор их настолько широк, что они собираются Вам это позволить?" улыбаясь сказал Кануэй

"Или же кругозор[1] Мисс Бринклоу обладает таким умственным упорством, что они не в силах остановить ее," вставил Барнард, добавляя с усмешкой: "Это как раз то, что я сказал -- учреждение, удовлетворяющее любые вкусы."

"Возможно, если тюрьмы приходятся Вам по вкусу," огрызнулся Мэллинсон.

"Что ж, даже это можно понимать двояко. Если Вы представите всех тех людей земного шара, кто ничего не пожалел бы, чтобы только вырваться из внешней суматохи, шума и гама и попасть сюда, мой Бог, и у всех у них нет такой вот возможности! Кто же тогда в тюрьме, мы или они?"

"Успокаивающее размышление для обезьяны в клетки," резко ответил Мэллинсон; он все еще был в гневе.

После всего они беседовали вдвоем с Кануэйем. "Этот человек до сих пор действует мне на нервы," говорил Мэллинсон, шагая по дворику. "Хорошо, что он не идет с нами обратно. Пусть я по-твоему, обидчив, но знаешь, эти его уколы насчет китаянки не затронули моего чувства юмора."

Кануэй взял Мэллинсона за руку. В течении последних недель он все больше чувствовал, что привязывается к юноше, не смотря на то, что последний был очень раздражителен. Он ответил: "Я решил, что это скорее касалось меня, а не тебя."

"Нет, он ко мне обращался. Он знает, что я неравнодушен к ней. И это правда, Кануэй. Я не могу понять зачем она здесь, нравится ли ей это пребывание. О, Господи, да если бы я говорил на ее языке как ты, я бы быстро из нее все выпытал."

"Интересно, что бы у тебя получилось. Она, видишь ли, ни с кем много не разговаривает."

"Я не пойму отчего бы тебе не пристать к ней со всякого рода вопросами?"

"Я не из тех, кто любит приставать к людям."

Ему очень хотелось сказать большее, но внезапно, словно туманная дымка, его наполнило чувство жалости и иронии; как тяжело будет этому пылкому, полному жизни юноше принять здешние порядки. "Если бы я был на твоем месте, я бы не волновался о Ло-Тзен," он добавил. "Она достаточно счастлива."

Не смотря на то, что Кануэй полностью поддерживал решение Барнарда и Мисс Бринклоу, в настоящий момент оно послужило тому, что он и Мэллинсон оказались в явно противоположном лагере. Ситуация была из ряда вон выходящей, и определенных планов ее разрешения у него не было.

К счастью, необходимости в том пока не возникало. Ничего особенного не должно было случиться до истечения двух месяцев, да и последующий кризис будет слишком серьезным, чтобы пытаться как-нибудь к нему приготовиться. Поэтому и другим причинам Кануэй не склонялся к волнениям над неизбежным, хотя однажды он все-таки заметил Чангу: "Вы знаете, я волнуюсь насчет Мэллинсона. Я боюсь, ему будет очень тяжело, когда он дознается правды."