Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

"То есть я полагаю, мне нужно будет приступить к работе и вспомнить собственные важные моменты?"

"Это не потребует усилий. Они придут к Вам сами."

"Я не думаю что приму их с большим радушием," без настроения ответил Кануэй.

Но чтобы там ни могло принести прошлое, в настоящем он находил счастье. Предаваясь чтению в библиотеке, или играя Моцарта в музыкальной комнате, он часто чувствовал приливы глубокого душевного чувства, как если бы Шангри-Ла на самом деле был живым существом, очищенным от волшебства веков и чудесно предохраненным от времени и смерти. В такие моменты незабываемо вставал в его памяти разговор с Высшим из Лам; он чувствовал спокойный разум осторожно раздумывающий над каждым отклонением, шепотом предлагающий тысячи уверений уху и глазу. Так, слушая как Лао-Тзен вела какой-нибудь хитрый ритм фуги, он задумывался что лежало за бледной безличной улыбкой придающей губам ее сходство с раскрытым цветочным бутоном. Говорила она очень мало, не смотря на то, что знала сейчас о способности Кануэйя говорить на ее языке; Мэллинсон, любивший время от времени посещать музыкальную комнату, считал ее чуть ли не немой. Но Кануэй видел очарование прекрасно выраженное ее молчанием.

Однажды он поинтересовался у Чанга о ее истории, и выяснил что была она родом из царской Манчжурской семьи. "Она была помолвлена с Туркестанским принцем, и на пути в Кашгар для встречи с ним ее носильщики утеряли дорогу в горах. Вся группа, без сомнения, погибла бы если бы не обычная встреча с нашими посланниками."

"Когда это случилось?"

"В 1884. Ей было восемнадцать."

"Восемнадцать тогда?"

Чанг поклонился. "Да, с нею мы делаем большие успехи, как Вы сами можете судить. Ее прогресс был прочен и замечателен."

"Как она восприняла все это, сразу после прибытия?"

"Чуть больше чем с неохотой -- не протестовала, однако мы знали, что некоторое время у нее были проблемы. Проишествие, конечно, не из обычных -перехватить юную девушку на пути к свадьбе...Мы все очень переживали за то, чтобы она была здесь счастлива." Чанг ласково улыбнулся. "Боюсь, волнения любви не представляют легкой капитуляции, однако первых пяти лет оказалось достаточно для той цели которой они предназначены."

"Я полагаю, она была глубоко привязана к человеку за которого должна была выйти замуж?"

"Вряд ли, мой дорогой господин, так как она никогда не видела его. Это была древняя традиция, знаете ли. Волнения ее привязанностей были совершенно безличны."

Кануэй кивнул и с легкой нежностью подумал о Лао-Тзен. Он нарисовал ее такой, какой он могла быть полстолетия назад, словно статуэтка в своем декорированном кресле, и носильщики с трудом переносят ее через плато, и глаза ее в поиске развеянных ветрами горизонтов, таких суровых после садов и бассейнов лотоса на Востоке. "Бедный ребенок!" сказал он, представляя как такое изящество могло годами находиться в плену. Знание ее прошлого скорее усилило чем уменьшило его удовлетворение с недвижимостью и молчанием девушки; она была словно прекрасная холодная ваза, аскетическое сбережение ускользнувшего луча.

Он был также удовлетворен, пусть и менее эстетически, когда Бриак заговорил с ним о Шопене, и блестяще сыграл знакомые мелодии. Выяснилось, что француз знал несколько композиций Шопена которые никогда не были опубликованы, и потому как он всех их имел в записи, Кануэй посвящал приятные часы заучивая их сам. Он находил определенную пикантность размышляя что ни Корто ни Пэчмэнну так не повезло. Да и воспоминания Бриака на том не заканчивались; память его постоянно освежала каким-нибудь крохотным обрывком мелодии, которую композитор выбросил или использовал для импровизации в каком-либо случае; и как только они приходили ему в голову, он тут же заносил их на бумагу, и некоторые были восхитительными фрагментами. "Бриак," объяснял Чанг, "долгое время не был в посвящении, и потому Вы должны простить его если он слишком много говорит о Шопене. Ламы, которые младше обычно поглощены прошлым; это необходимый шаг для предвидения будущего."

"Что есть, я так понимаю, забота старших?"

"Да. Высший из Лам, к примеру, почти полностью проводит свою жизнь в ясновидящей медитации."

Кануэй подумал мгновение и сказал: "Кстати сказать, когда по-Вашему, я должен снова его увидеть?"

"Без сомнения, к концу первых пяти лет, мой дорогой господин."

Но в своем уверенном пророчестве Чанг ошибался, потому как меньше чем через месяц после прибытия в Шангри-Ла Кануэй получил второй вызов в знойную верхнюю комнату. Чанг поведал ему, что Высший из Лам никогда не покидал своих аппартаментов и что жаркая атмосфера была необходима для его физического существования; и Кануэй, в этот раз подготовленный, был менее смущен переменой чем в прошлый раз. И действительно, сразу после того как он отдал свой поклон и был награжден тусклым ответным оживлением впалых глаз, дышалось ему легко. Он чувствовал сходство этих глаз с разумом скрывавшимся за ними, и не смотря на сознание того, что вторая беседа так скоро следующая после первой была беспрецидентной честью, совсем не нервничал и угнетен торжеством также не был. Возраст не являлся для него более волнующим фактором нежели чин или цвет кожи; он никогда не чувствовал что люди не могли ему нравиться лишь потому что были слишком юны или слишком стары. К Высшему из Лам он относился с самым искренним уважением, но не понимал почему их социальные отношения должны были стоять ниже светских.