Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

Голос старика приятно успокаивал, дотрагиваясь нежнейшей меланхолией опускающейся на Кануэйя странным блаженством; хотя внутренний скептик снова склонился к обвинению температуры.

"Да," он ответил.

Голос продолжал. "Мне приятно Вас видеть, господин Кануэй. Я послал за Вами потому, что полагаю вместе мы могли бы неплохо побеседовать. Присаживайтесь, пожалуйста, рядом со мной и отбросьте любые страхи. Я старый человек и никому не могу причинить зла. "

Кануэй ответил: "Быть принятым Вами - для меня - знак чести."

"Благодарю Вас, дорогой мой Кануэй, согласно вашей английской манере я должен обращаться к Вам таким образом. Как я уже сказал, для меня это большое удовольствие. Мое зрение слабо, но поверьте, я могу видеть Вас моим умом так же хорошо как и глазами. Вам было удобно в Шангри-Ла с момента Вашего прибытия, я верю?"

"Чрезвычайно."

"Я рад. Чанг, без сомнения, очень старался для Вас. Для него это также было большим удовольствием. С его слов, у Вас возникло много вопросов насчет самого общества и его дел?"

"Мне действительно это интересно."

"В таком случае, если Вы в состоянии разделить со мной некоторое время, я с удовольствием дам Вам краткий обзор наших основ."

"Нет ничего, за что бы я мог благодарить больше."

"Я так и предполагал -- и надеялся...Но прежде всего, перед нашей лекцией..."

Он сделал легчайший взмах рукой, и в тот же момент, с помощью какого способа призыва Кануэй определить не мог, явился прислужник для приготовления элегантного ритуала чаепития. Крохотные, яичной скорлупы чашы с почти бесцветной жидкостью были поставлены на лакированный поднос; Кануэй, которому церемония была известна, ни в коем разе не презирал ее. Голос возобновился: "То есть Вы знакомы с нашими порядками?"

Следуя импульсу, который он не мог подвергнуть анализу и не хотел контролировать, Кануэй ответил: "Я жил в Китае в течении нескольких лет."

"Вы Чангу не говорили?"

"Нет."

"Тогда чем я заслужил это?"

Кануэй редко терялся в объяснениях своих собственных мотивов, но в этом случае не мог придумать ни единой причины. В конце концов он ответил: "Будучи откровенным, у меня нет ни малейшего представления, кроме того, что я, должно быть, хотел сообщить Вам это."

"Без сомнения, лучшая из всех причин между теми, кто собирается стать друзьями...А сейчас скажите мне, разве это не деликатный аромат? Чаи Китая многочисленны и благоуханны, но этот, особо производимый нашей собственной долиной, на мой взгляд, не уступит ни одному из них."

Кануэй поднес чашу к губам и попробовал. Тонкий, неуловимый, ускользающий вкус, призрачный букет, не живущий на языке, а, скорее, посещающий его. Он сказал: "Удивительнейший, и также довольно для меня новый."

"Да, как и большинство трав нашей долины, драгоценный и неповторимый. Конечно, вкушать его нужно медленно -- не только с благоговением и любовью, но и для полного извлечения степени удовольствия. Знаменитый урок этот мы можем позаимствовать у Коу Каи Тчоу, который жил около пятнадцати столетий назад. Кушая кусочек сахарного тросника, он всегда не решался достичь его сочной внутренности, объясняя -- "Я постепенно ввожу себя в край удовольствий." Изучали ли Вы знаменитых Китайских классиков?"

Кануэй ответил, что немного знал некоторых из них. Ему было известно, что согласно этикету, отвлеченный разговор будет продолжаться до тех пор, пока не унесут чайные чаши, но, не смотря на сильное желание услышать историю Шангри-Ла, он далеко не находил его раздражающим. Бесспорно, в нем самом было некоторое количество того чувства неохоты, которым обладал Коу Каи Тчоу.

Наконец был подан сигнал, снова загадкой мягко вошел и вышел прислужник, и более без вступлений Высший из Лам Шангри-Ла начал:

"Скорей всего, дорогой мой Кануэй, в общих чертах Вам известна история Тибета. Я проинформирован Чангом, что Вы достаточно пользовались нашей библиотекой, и у меня нет сомнений, что скудные, но чрезвычайно интересные летописи этих областей были Вами изучены. В любом случае Вам будет известно, что Несторианское Христианство было широко распространено в Азии в Средние Века, и что память о нем оставалась долгое время после его фактического упадка. В семнадцатом столетии возрождение Христианства побуждено было самим Римом через общества героических Иезуитских миссионеров, странствия коих, если я могу позволить себе заметить, куда более интересны для чтения чем скитания Святого Паула. Постепенно утверждение церкви произошло на огромной территории, и выдающимся фактом, в котором сегодня многие европейцы не отдают себе отчета, является то, что на протяжении тридцати восьми лет в самой Лазе существовала Христианская миссия. Однако, было это не из Лазы, а из Пекина в году 1719, что четверо монах Капучин отправились на поиски остатков Несторианской веры, которая все еще могла быть сохранена в глубине страны.