Джеймс Хилтон - Утерянный Горизонт

Кануэй снова поклонился и после соответствующей паузы начал в краткости излагать обстоятельства приведшие его и трех его товарищей в столь редко посещаемую часть света. По окончанию декламации китаец подал жест понимания. "Это бесспорно замечательно," сказал он, и в размышлении глянул на поврежденный аэроплан. "Мое имя Чанг," он добавил, "если Вас не затруднит представить меня своим друзьям."

Кануэй сумел вежливо улыбнуться. Он был поражен этим последним феноменом: китаец, говорящий на идеальном английском и соблюдающий социальный этикет Бонд Стреет, посреди дикой местности Тибета. К этому времени все остальные успели подойти и в различных степенях удивления наблюдали встречу. Кануэй обернулся к ним: "Мисс Бринклоу..., господин Барнард, американец..., господин Мэллинсон...и мое имя - Кануэй. Мы все рады вас видеть, даже при том что, что встреча эта почти так же не поддается объяснению, как и сам факт нашего пребывания здесь. Это можно даже считать двойной удачей, так как прямо сейчас мы думали отправиться к Вашему ламазери. Если б Вы оказали любезность указать направление нашему пути -"

"В этом нет никакой нужды. Я буду несказанно рад служить вашим проводником."

"Я не могу позволить себе причинять Вам такое беспокойство. Это чрезвычайно любезно с Вашей стороны, но если расстояние невелико -"

"Это недалеко, но так же не так просто. Я посчитаю за честь сопровождать Вас и Ваших друзей."

"Но в самом деле -"

"Я должен настоять."

Кануэй решил что, учитывая место и обстоятельства, дискуссия принимала опасный оборот стать смешной. "Очень хорошо," он ответил. "Я уверен, что все мы крайне обязаны."

Мэллинсон, мрачно вытерпевший все эти любезности, наконец вмешался с той режущей резкостью прямотой, что встречается среди солдатов. "Наше пребывание не будет долгим," сухо объявил он. "Все, чем мы будем пользоваться, будет оплачено, и в добавок, мы бы хотели нанять несколько Ваших людей для обратного пути. Мы хотим вернуться в цивилизацию чем скорее тем лучше."

"А Вы настолько уверены, что находитесь вдали от нее?"

Вопрос, заданный очень учтиво, лишь подстегнул юношу к большей резкости. "Я полностью уверен в том, что нахожусь далеко от того места, где бы мне хотелось быть, и это касается всех нас. Мы все будем очень благодарны за временный приют, но еще большей милостью будем считать Вашу помощь в организации всех средств для нашего возвращения. Сколько, по-Вашему, возьмет дорога в Индию?"

"Я, в самом деле, затрудняюсь сказать."

"Что ж, я думаю в этом у нас не будет особых проблем. У меня есть некоторый опыт в наеме местных проводников, и мы будем надеяться, что Ваше влияние поможет заключить нам справедливую сделку."

Понимая, что большая часть этого разговора была излишне агрессивной, Кануэй уже хотел вмешаться, когда, все с тем же безграничным достоинством, последовал ответ: "Я лишь в том могу уверить Вас, господин Мэллинсон, что отношение к Вам будет достопочтенное, и в конечном итоге Вам ни о чем не придется жалеть."

"В конечном итоге?" выделяя каждое слово воскликнул Мэллинсон, но в этот момент были предложены вино и фрукты что помогло избежать сцены. Угощение было распаковано идущей группой, рослыми жителями Тибета в овчинах, меховых шапках и ботинках из кожи яка. Вино имело приятный вкус, не уступая хорошему рейнвейну, когда фрукты состояли из безупречных по спелости манго, вкусных почти боли, после стольких часов голода. Мэллинсон пил и ел с тупым наслаждением; но Кануэй, избавленный от непосредственных волнений и не желающий лелеять будущие, раздумывал каким образом можно возделывать манго на такой альтитуде. Ему так же была интересна гора за пределами долины; по любым стандартам вершина была сенсационной, и его охватывало удивление от мысли что какой-нибудь путешественник еще не использовал ее для того рода книги, что непременно вызывает поездка в Тибет. Глядя на гору, он вообразимо взбирался по ней, выбирая пути по col и couloir до того момента пока Мэллинсон не вернул его внимание обратно на землю; он оглянулся вокруг и заметил что китаец серьезно на него смотрит. "Вы созерцаете вершину, господин Кануэй?" последовал вопрос.

"Да. Это прекрасное зрелище. Я полагаю, у нее есть имя?"

"Она зовется Каракал."

"Не думаю, я когда-нибудь о ней слышал. Она очень высока?"

"Более двадцати восьми тысяч футов."

"Неужели? Я и не предполагал, что за пределами Гималаев может существовать что-либо такого масштаба. Была ли она изучена должным образом? Кому принадлежат эти измерения?"