Мэри Брэддон - Преступление капитана Артура

Узник соседней камеры слышал в ночное время, как Арнольд разговаривал постоянно сам с собою.

– Я для этого только вернулся из Америки,  – говорил арестант,  – я обещал отомстить и сдержал свое слово… пусть повесят меня, если это способно доставить удовольствие, а я готов на все: я сдержал свое слово.

Он повторял эти слова с какой-то дикой радостью, потирая свои мозолистые руки. На утренней заре ему вдруг представилось бледное, искаженное лицо Гранвиля Варнея, смотревшее с угрозой на своего убийцу, но браконьер не отступил перед грозным видением, как сделал бы другой. Он, напротив того, бравировал им:

– Я вижу вас,  – сказал он,  – вижу ваши лукавые голубые глаза, коварную улыбку, ваш хитрый лживый рот и лисьи бакенбарды. Я сдержал свое слово – и вы мне поплатились за ваши злодеяния. Мы в расчете, майор!

Через три дня после ареста Жильберта Арнольда подложный Руперт Лисль скончался, признав подлинность документа, найденного при убитом Варнее.

– Да,  – произнес он слабым, прерывающимся голосом,  – эта подпись моя, но весь этот подлог был придуман не мною. Один майор Варней управлял этим делом с начала до конца.

Старший из докторов принял на себя труд сообщить леди Оливии Лисль о смерти ее мужа.

Она спокойно выслушала весть об его кончине, но минуту спустя – в первый раз в жизни – упала без чувств. Послали за полковником, который поспешил прибыть в Лисльвудский замок.

– Я жестоко наказана за свое честолюбие! – говорила Оливия.  – Роковой этот брак принес мне в результате позор и унижение. Возьмите меня, папа, домой в мирный Бокаже, если я еще вправе вернуться к прежней жизни.

Пока все эти происшествия следовали один за другим, Клерибелль Вальдзингам находилась в Гастингсе. Один из представителей правосудия в Лисльвуде, старый друг ее дома, приехал рассказать ей обо всем происшедшем и начал обсуждать, как вернуть настоящего наследника Лисльвуда, если он еще жив.

Первым делом их было – поместить тотчас в «Times» такую публикацию:

«Сэр Руперт Лисль. Просят всех, находящихся в состоянии дать какие-либо сведения относительно этого джентльмена, пожаловать к мистеру Вильмору, нотариусу в Лисльвуде, в Суссексе».

Через два дня в Лисльвуд явился Реморден.

Нотариусу Вильмору пришлось выслушать странную, но тяжелую повесть, рассказанную с пылким, сердечным красноречием бельминстерским викарием и отчасти уже известную нашим читателям; справедливость ее была подтверждена тут же Ричардом Саундерсом, молодым человеком, воспитывавшимся в Бельминстере и заявившим прямо, что он – сэр Руперт Лисль. Он рассказал про случай, происшедший с ним в дни детства в Бишер-Риде, от которого он опомнился в больнице, где провел, вероятно, несколько месяцев; он описал, как был увезен из больницы человеком, который навязался ему в дяди, но которого он помнил отлично в качестве слуги очень высокого, видного господина с красивыми усами; он рассказал еще о маленькой деревне на морском берегу, в которой он прожил, быть может, два-три года в обществе старой Мэгвей, – и как дядя Джордж, или, вернее, Соломон, старался убедить его, что все воспоминания из поры его детства – нелепые бредни расстроенного мозга. Слуге было приказано сходить за Соломоном, чтобы заставить его подтвердить справедливость сказанного Саундерсом, но этот дальновидный и достойный субъект удалился из замка, пока собрание судей ломало себе головы над мудреным вопросом, как поступить с ним в этом затруднительном случае. Взамен его, однако, нашлись другие люди, доказавшие фактами истину слов Ричарда. Во-первых, миссис Вальдзингам: материнский инстинкт ее сказал ей безошибочно при взгляде на Ричарда, что это ее сын! Ее сердце забилось таким живым восторгом, такой искренней радостью, каких она далеко не чувствовала в нем, когда в былое время прижимала к груди наглого самозванца Джеймса Арнольда. О радости же сына, увидевшего мать, бесполезно рассказывать.

– Я вспоминал о вас как о чудном видении,  – воскликнул он, обняв обеими руками тонкий стан Клерибелль,  – я помню, что у вас были длинные локоны, которыми я часто играл так же, как вашей золотой цепочкой. В моей памяти сохранились моя детская комната и портрет отца… я все твердил о нем, а меня называли за это сумасшедшим.

Но самое веское подтверждение рассказа было дано суду Жильбертом Арнольдом, обвинявшимся в убийстве Гранвиля Варнея. Когда суд уличил его в совершенном злодействе, он сознался во всем. Он рассказал, как он был принужден майором выдавать своего сына за Руперта Лисля и как майору Варнею удалось после сделаться полновластным хозяином замка Лисльвуда и его подложного владельца, забрав в руки Джеймса; одним словом, Арнольд разоблачил всю суть этой ловкой интриги.