Мэри Брэддон - Преступление капитана Артура

После совещания молодой доктор решился послать в лучшую гостиницу за лошадьми и экипажем, чтобы отвести баронета в Лисльвуд.

Полдюжины крестьян отправилась исполнять это поручение, между тем как прочие оставались, чтобы узнать то, что будет дальше с сэром Рупертом. Эти добрые люди, кажется, воображали, что мистер Дэвсон вправит разбитые члены баронета в какие-нибудь полчаса и вернет ему прежнее здоровье.

Громадный, тяжелый старинный экипаж, запряженный белой лошадью, с шумом и треском подъехал по неровной мостовой и остановился перед домом доктора.

Баронета положили на матрац, на котором и понесли его бережно в экипаж, где матрац прикрепили замысловатым способом к изъеденным молью каретным подушкам. Доктор, запасшийся микстурами, примочками и бутылкой спирта, поместился возле больного, отдав старому кучеру нужные приказания.

Доктор хотел сдать баронета на руки его жене и друзьям.

Оливия Лисль завтракала в библиотеке возле готического окна. Но она была не одна: миссис Варней лежала на кушетке, с другой стороны окна, и зевала над каким-то журналом. Нельзя сказать, чтобы эти две женщины были очень дружны, но они никогда не ссорились друг с другом. Ада Варней смотрела апатично на все, кроме роскошных платьев, деликатесных обедов, щегольских экипажей да красивого замка! Получив все это, она жила всегда в миру со своей судьбой и сделалась самой любезной женщиной в мире. Лисльвуд осуществил все желания Ады. Она сознавала, что майор играет почти главную роль в замке, и потому считала себя равноправной с Оливией.

Ни та ни другая не беспокоились относительно долгого отсутствия баронета и его друга. Оливия вообще не интересовалась мужем, Ада, наоборот, питала такое неограниченное доверие к блестящему майору, что не стала бы тревожиться, если бы он запропал даже на целый месяц: ее, разумеется, утешила бы мысль, что ее муж имеет разумные причины на это.

Итак, дамы сидели за завтраком. Леди Лисль, печальная и ревнивая, смотрела бессознательно в сад, между тем как миссис Варней, тоже подсевшая к столу, то обсасывала голубиное крылышко, то трудилась над кусочком поджаренного хлеба, то очищала абрикос или уничтожала большую гвернесейскую грушу, разрезанную на четыре части; вообще она с истинным эпикурейством не пренебрегала ни одним лакомством.

– Знаете ли, леди Лисль,  – начала Ада, некоторое время наблюдавшая за Оливией, полузакрыв свои прекрасные, с продолговатым разрезом глаза.  – Знаете ли, что я иногда нахожу в вас много сходства с одним человеком, умершим в этом доме?

– Вы говорите о капитане Вальдзингаме?

– Да, о бедном Артуре Вальдзингаме, который женился на вашей хорошенькой белокурой свекрови и кончил свое земное поприще в этой роскошной темнице. На вашем лице выражается что-то, сто раз мною замеченное в лице капитана, – это выражение человека, испытавшего что-то ужасное.

– Да, я испытала вполне это ужасное,  – ответила Оливия, сдвинув черные брови.  – Это вам известно так же, как мне самой, я только удивляюсь, что побудило вас говорить об этом.

Миссис Гранвиль Варней взглянула на потолок с кротким видом голубки.

– Дорогая леди Лисль, умоляю вас не забывать, что я положительно ничего не знаю,  – возразила она.  – Каковы бы ни были тайны моего мужа, они остаются тайнами и для меня, так как я слишком глупа, чтобы он доверил их мне.

Она пожала плечами, скорчив веселую гримаску, и вышла из библиотеки, напевая живую баркаролу.

Через полчаса Оливия приказала седлать свою лошадь, на которой потом отправилась в поле.

Отъехав немного, она встретила на дороге тяжелый экипаж, медленно катившийся по направлению к Лисльвуду, но она так задумалась, что не обратила на него никакого внимания.

Пробило пять часов, когда она вернулась. Жена сторожа встретила ее взглядом, полным участия: ей страх как хотелось сообщить своей госпоже о случившейся катастрофе. Сторож вышел к воротам с трубкой во рту, а возле самой решетки стояло несколько крестьян, которые явились для того, чтобы узнать подробности события и разнести их по Лисльвуду.

Оливия заметила, что все эти люди сгорают желанием сказать ей что-то важное.

– Что случилось? – спросила она, обратясь к жене сторожа.  – Зачем пришли сюда эти крестьяне?

Этого было достаточно, чтобы развязать язык, просившийся на волю.

– О миледи! – воскликнула она.  – Бедный сэр Руперт… Несчастный джентльмен!.. Но не поддавайтесь горю, миледи, вооружитесь мужеством!.. Он может, разумеется, прийти в себя, миледи… При нем находится теперь лондонский доктор, и он делает все, что от него зависит… Не тревожьтесь, миледи!