Мэри Брэддон - Преступление капитана Артура

Оливия не успела досказать свою мысль, как отворилась дверь и в гостиную вошел Руперт Лисль. Он бросился в кресло, не снимая шляпы и не обращая внимания на присутствие Вальтера.

– Я был в Бокаже, мисс Мармедюк,  – сказал он тоном плохо скрытого бешенства.  – И Лаура сообщила мне, что вы пошли сюда; так как я нахожу неприличным для будущей леди Лисль и жены моей бегать ночью по улицам, то и приехал за вами.

– Мне не пришлось бы ходить ночью одной по улицам, сэр Руперт,  – возразила Оливия, сверкнув гневно глазами.  – Все живущие в этом доме знают не хуже вашего, что прилично для мисс Оливии Мармедюк, которая ни в чем не уступает будущей леди Лисль… Снимите вашу шляпу, сэр Руперт,  – добавила она повелительно,  – и позвольте мне представить вас мистеру Ремордену, другу нашего дома!

Каковы бы ни были подозрения, зародившиеся в голове баронета, как сильна ни была его ревность – смелость Оливии успокоила его сразу. Он ответил на поклон Ремордена небрежным поклоном и решился даже пробормотать сквозь зубы, что он очень рад познакомиться с ним; но Вальтер, к сожалению, не обратил внимания на эту снисходительность.

– Я желаю, чтобы вы возвратились домой,  – обратился сэр Руперт снова к своей невесте.  – Мне без вас жизнь не в жизнь. Я обедал сегодня в замке, но после мне стало так скучно и грустно, что я велел оседлать свою рыжую лошадь и поскакал в Бокаже. На дворе сильный дождь, но я позаботился приготовить для вас карету от гостиницы «Куронн»… Идем, идем, Оливия!

– Дайте только проститься с миссис Мильвард, сэр Руперт,  – отвечала она.

Лорд Лисль вышел отдать приказания кучеру.

Вальтер с большим трудом поднялся с дивана и встал подле молодой девушки, опираясь рукой на мраморный камин.

– Оливия, скажите, этот брак решен бесповоротно? – произнес он с волнением.

– Вполне бесповоротно! – ответила она.

– Вы не можете взять обратно обещание, данное опрометчиво этому человеку?

– Не могу и не сделаю.

– Да поможет вам Бог в таком случае, бедная! Я не смею уговаривать вас сделать то, что вы сами считаете бесчестным, хотя бы это могло устроить ваше счастье… Жаль, что я не увидел этого человека раньше, когда вы еще не давали ему вашего слова. Я бы стал тогда молить вас на коленях отвергнуть предложение. Я знал, что вы не любите его и что вас ослепил блеск его положения, но я, по крайней мере, не сомневался в том, что лорд Лисль – джентльмен!

Миссис Мильвард и сэр Руперт вернулись в гостиную прежде, нежели Оливия успела возразить на это заявление. Десять минут спустя она уже молча сидела в карете, а баронет скакал рядом с нею верхом на своей рыжей лошади. Молодая девушка нервно вздрагивала, смотря сквозь опущенные стекла на мрачную фигуру молчаливого всадника.

«Мне кажется, как будто меня везут в тюрьму, а это – мой тюремщик»,  – подумала она.

В последний день ноября длинный ряд карет тянулся от стен кладбища до улицы Лисльвуда, ожидая аристократов, собравшихся в церкви, чтобы присутствовать при бракосочетании сэра Руперта Лисля с мисс Оливией Мармедюк. Баронет выразил желание, чтобы свадьба была как возможно роскошнее. Он хотел, чтобы весь Суссекс мог видеть, что он женится на первой красавице этого графства, и разослал повсюду приглашения на празднество. Свадебный пир был приготовлен в Лисльвуде, а не в Бокаже, по настоянию сэра Руперта, смотревшего на всех с видимым недоверием.

– Я, право, не думаю, чтобы в вашем тесном доме могла бы поместиться и половина публики, которая должна присутствовать на свадьбе.

Итак, мисс Оливия Мармедюк пошла к алтарю в сопровождении целой толпы роскошно разодетых женщин и изящных мужчин. На этот раз церковь казалась настоящей выставкой великолепнейших шелковых материй, кружев, белых перьев, превосходных искусственных цветов со сверкавшей бриллиантовой росой, золотых флаконов с духами и множеством других предметов роскоши. У воспитанников и поселян, наполнявших углы, разбегались глаза от созерцания этого богатства и чудес; нужно добавить, кстати, что они разошлись не совсем-то довольные свадебной церемонией.

Сторож лисльвудской церкви, с огромной жилеткой на, выказал себя нелюбезным относительно крестьян, сгонял их со скамеек, заставлял их прятаться в углах и за колоннами и, казалось, считал совершенно излишним существование их в этот памятный день.

– Ну, уж если б я знал, что вы будете все совать сюда носы, то я, разумеется, распорядился бы иначе,  – говорил он каждому входившему крестьянину. Всеми чтимый епископ, родственник Лисля, приехал в Лисльвуд-Парк из восточной части Англии, чтобы совершить брачный обряд. Этот достойный муж был поражен манерами и вообще обращением своего молодого и богатого родственника; щеки Руперта Лисля были покрыты бледностью, а кончик его носа покраснел от мороза. Едва ли наружность баронета производила когда-либо более невыгодное впечатление, чем в настоящую торжественную минуту. Платье не шло ему, а цветок, продетый в петлицу его фрака, потерял свою свежесть и быстро осыпался. Сэр Руперт уронил еще вдобавок шляпу посредине церкви, и она покатилась, что вызвало улыбку на лицах представителей гордой аристократии и шушуканье в массе деревенского люда, подавленное грозными взглядами сторожа. Рука баронета, которую он подал Оливии Мармедюк, была холодна и дрожала как лист.