Джон Апдайк - Переворот

— И оракул говорил множество легковесных, бесчестных и предательских глупостей в духе этого мессии буржуазного самокопания, сиониста Зигмунда Фрейда.

— Оракул — разве ты не заметил — касался не только психологии, но и географии!

— Слух о городе в низине Иппи я считаю столь же фантастическим, как и произведенный этим приспособлением анализ невротических сублимаций президента.

— Речь идет не о крупном центре, а о маленьком промышленном городе типа... — После консультации с переводчиком было наконец произнесено: — ...того, что вы называете «провинциальным».

— С большим разнообразием домов и прелестными местами для отдыха, — добавил переводчик.

— Мой министр внутренних дел информировал бы меня, — сказал я им, — даже если бы там появилось поселение нищих. В идеальной пустоте нашей страны и рождение верблюда вызывает встряску.

Полковник улыбнулся, и чешуйки какаового грима отлепились от его щек.

— Ты правильно осудил своего министра внутренних дел: он предатель. А кроме того, он не любит разногласия. Мы же, твои советские друзья, остаемся верными революции. Предупреждая тебя об опасности, мы на многое пошли, чтобы избежать официальных каналов, которые наводнены ревизионистскими шпионами.

Эллелу понял, что должен ехать на запад, в низину Иппи, но когда этот новый виток приключений развернулся перед ним, он почувствовал лишь изнеможение, усталость человека, которому предопределено пробежать длинный путь, чтобы прийти к тому, что с самого начала должно было принадлежать ему: к своей самобытности, своей судьбе. Его поездка в Балакские горы, сопровождаемая распутством и простыми тяготами, была олицетворением свободы; его спуск с массива по совсем не живописному шоссе в «мерседесе» с кондиционером, без любимой Шебы, был удручающей обязанностью. Шеба исчезла в свалке из-за головы — чьи руки и куда ее утащили, оставалось неизвестным. Русские, горя желанием затушевать истерические угрозы президента аннулировать договор и положить конец анархии, помогали в лихорадочных поисках Шебы. Проверили каждую щель в пещере; аппарат аудиовизуальной иллюзии перевернули, ящики механиков обыскали, даже холодильники в кафетерии, даже бочонки из-под икры. Шебы в пещере не было.

Значит, ее вывели наружу. Обыскали расщелины в скалах, а вокруг летали голуби, и Эллелу в агонии воспоминаний вновь пробегал пальцами по складочкам ее тела, вспоминая среди суровых камней печальную мелодию ее анзада, округлую безупречность ее лоснящихся плеч и иссиня-черных бедер, бархатистое прикосновение ее губ к его безразличному члену, ее одурманенную покорность и мягко высказанную надежду на то, что жизнь должна все-таки быть лучше. Вкус ее, вспоминал Эллелу, — вкус колы в ее поцелуях и соленый вкус ее женской секреции, к которому примешивалась щелочная сухость буры, когда под звездами, прямо на земле, он входил в нее языком. Киоски с быстрой едой и напитками были один за другим перевернуты и разбиты по команде Эллелу, и кушитские солдаты, нанятые советскими военными, приняли участие в отчаянных поисках. «Разведись со мной», — молила она его после того, как сказала: «Ты так принижаешь все, что я делаю». Туристические автобусы, начавшие разъезжаться со своим грузом верещащих любознателей из Дорсета и Кантона, были остановлены, пассажиров заставили выйти и стоять, положив руки на голову, под теперь уже немилосердно палившим полуденным солнцем, казавшимся на небе не больше горошины, этакой добела раскаленной пулей.

— Избейте их, — приказал Эллелу. — Изнасилуйте!

Солдаты, озадаченные молодые ребята, поступившие служить с полей земляного ореха и из рыбацких поселков, попытались по наивности выполнить приказ, но били они слабо, а объекты насилия, иссохшие и дрожащие в английских платьях с длинными рукавами для работы в саду и шляпах с большими полями для срезания роз, были малоаппетитны. Русские инженеры прошли по автобусам с мерными лентами и ручными компьютерами в надежде обнаружить укрытие, где могла спрятаться бесценная супруга президента. Взрезали шины, били ветровые стекла. Шоферы, жители Занджа, гордившиеся тем, что они в брюках водят машины, которые больше слонов, были избиты просто так, ради забавы.

— Громите! — кричал диктатор, к ужасу полковника. — Громите все вокруг, что не создано рукою Господа!

— Но бетонные дорожки...

— Превратить в щебень. Все это было сделано без моего позволения, и с моего позволения все следы осквернения будут убраны.