- Он тоже отъявленный сумасшедший, - сказал доктор, - Я ставил ему и мушки, и банки, не зная жалости, но он ни за что не хочет покидать больницу. Он абсолютно безобиден, а опасен лишь тогда, когда не может достать свою порцию опиума.
- Но вы же, конечно, не даете опиум своим пациентам? - воскликнула Кейт.
- Напротив, конечно, даю. Иначе они просто умрут. Все раджпуты* принимают опиум.
- И вы? - в ужасе спросила Кейт.
- Я попробовал однажды отказаться от него - это было, когда я только приехал сюда. А сейчас...
Он вынул из-за пояса отполированную до блеска из-за частого употребления табакерку и взял оттуда, как показалось Кейт, целую горсть пилюль. Отчаяние начинало овладевать ею.
- Покажите мне женскую палату, - сказала она устало.
- О, женщины у нас и наверху, и внизу, - словом, повсюду, - ответил доктор небрежно.
- А где роженицы? - спросила она.
- Да где придется.
- Кто же ухаживает за ними?
- Они меня не жалуют. Но к ним приходит одна очень искусная женщина она не работает у нас.
- Есть ли у нее специальная подготовка, училась ли она где-нибудь?
- Она пользуется большим уважением в своей деревне, - сказал доктор. Она сейчас здесь, я вы можете поговорить с ней, если желаете.
- Где она? - потребовала ответа Кейт.
Дхунпат Раи, чувствуя некоторую неловкость, поспешил указать ей дорогу вверх по узенькой лестнице, которая привела их к запертой двери. Из-за двери доносились крики и завывания, которые обычно сопровождают появление человека на свет божий.
Кейт в гневе распахнула дверь и ворвалась в палату. И несмотря на то, что это была палата государственной больницы, в ней стояли сделанные из глины и коровьего навоза изображения двух богов, и женщина, призванная ухаживать за больными, осыпала их бутонами ноготков. Все окна, все отверстия, через которые в палату мог проникнуть свежий воздух, были закрыты, и в углу свирепо полыхал родильный огонь, от дыма которого Кейт чуть было не задохнулась.
Никто никогда не узнает, что именно произошло между Кейт и "пользующейся большим уважением в своей деревне" женщиной. Девушка оставалась в палате около получаса. Но женщина покинула ее значительно раньше, причем волосы ее были растрепаны, и, уходя, она что-то кудахтала себе под нос.
После этого Кейт уже нельзя было ничем удивить: она была готова к самому худшему. Ее не поражало ни неряшливое приготовление лекарств в больнице (ступку для измельчения порошков никто никогда не мыл, и поэтому каждый пациент вместе с предписанным лекарством получал еще целый букет дополнительных снадобий), ни грязные, без водопровода и канализации, плохо освещенные и никогда не проветриваемые комнаты, по которым она ходила, все более теряя надежду. Пациентам было разрешено принимать знакомых и родственников, когда им заблагорассудится, и получать от них любые гостинцы, подаренные от доброго сердца, пусть даже безусловно вредные для здоровья. Когда в больнице кто-нибудь умирал, плакальщицы выли над покойником, окружив койку, а потом проносили обнаженное тело по больничному двору, где хохотали сумасшедшие, а оттуда - в город, куда, по велению Господа, попадали и разнообразные заразные болезни.
Инфекционных больных никто не изолировал, и дети, страдающие от офтальмии, спокойно играли с детьми посетителей или у постели дифтеритного больного. Доктору удавалось успешно лечить всего одну болезнь, весьма распространенную в этих местах и фигурирующую в учетных книгах больницы под названием "укусы в поясницу". Дровосеки и мелкие торговцы, которым доводилось путешествовать по безлюдным дорогам штата, не "так уж редко встречались с тиграми, и в таких случаях доктор, не считаясь с требованиями английской фармакопеи, прибегал к простейшим, но хорошо зарекомендовавшим себя в соседних деревнях домашним средствам и творил чудеса. И тем не менее было необходимо объяснить ему, что в будущем у государственной больницы будет лишь один начальник, приказы которого должны исполняться беспрекословно, и имя этого начальника мисс Кейт Шерифф.
Доктор, зная, что Кейт лечит придворных и членов королевской семьи, ничем не выразил своего несогласия. Он пережил уже много реформ и реорганизаций и знал, что его собственная инертность и хорошо подвешенный язык позволят ему пережить еще не одну попытку перевернуть все в больнице вверх дном. Он отвесил поклон и, пропуская упреки мимо ушей, в качестве ответа привел лишь один аргумент:
- Больница получает из казны всего-навсего сто пятьдесят рупий в месяц. Как же можно за такие деньги купить лекарства и привезти их из Калькутты?
Читать дальше