Редьярд Киплинг - Наулака - История о Западе и Востоке

Кейт развернула сверток и вынула черно-желтый плед с ярко-красной бахромой, связанный довольно неуклюже. Вот чем королевы Гокрал Ситаруна заполняют свой досуг...

- Это все, - сказал малыш. Но похоже было, что уходить ему не хотелось.

Когда Кейт рассматривала жалкий дар, ее горло сдавила судорога. Мальчуган, все это время не отходивший от Тарвина и не выпускавший его руку, начал заново дословно повторять материнское послание, не пытаясь объяснить, что оно означает, при этом его пальчики все сильнее и сильнее сжимали руку Тарвина.

- Передайте, пожалуйста, вашей матери, что я ей очень благодарна, растерянно произнесла Кейт, не вполне владея голосом.

- Ответ должен быть другой, - сказал малыш и посмотрел умоляюще на своего высокого друга-"англичанина".

Неожиданно в голове Тарвина промелькнуло воспоминание о ленивых разговорах торговых агентов на веранде гостиницы. Он быстро подошел к Кейт и, положив руку ей на плечо, прошептал хрипло:

- Разве вы не понимаете, что она имеет в виду? Это же сам мальчик... Ткань, которую она ткала целых девять лет.

- Но что же я могу сделать? - вскричала Кейт, совершенно сбитая с толку.

- Присматривать за ним. Постоянно и неустанно. Вы же очень сообразительная и разберетесь, что к чему. Ситабхаи нужна его жизнь. Она не должна добиться своего.

Кейт постепенно начинала понимать ситуацию. Все возможно в этом ужасном дворце, даже убийство ребенка. Она уже догадалась о том, как ненавидят друг друга королева-мать и новая, молодая жена махараджи. Махараджа Кунвар стоял неподвижно в сумерках угасавшего дня, поблескивая алмазами своей драгоценной одежды.

- Может, мне повторить еще раз? - спросил он.

- Нет-нет-нет, малыш! Нет! - закричала она, бросаясь на колени перед ним и прижимая его худенькое тельце к своей груди с внезапной нежностью и жалостью. - Ник! Что мы будем делать в этой ужасной стране? - Она заплакала.

- Ну ладно! - сказал махараджа абсолютно безучастно. - Мне сказали уходить только после того, как вы заплачете. - Он кликнул стражу и экипаж и отбыл, оставив свой небогатый подарок на полу.

В полутемной комнате слышались всхлипывания Кейт. Ни миссис Эстес, ни ее мужа не было дома. Это маленькое словечко "мы", произнесенное ею, наполнило сердце Тарвина сладким трепетом. Он наклонился к ней и обнял, и Кейт не стала возражать и отчитывать его.

- Вдвоем мы справимся с любыми трудностями, - прошептал он, когда ее голова легла ему на плечо.

Х

"Дорогой друг! Вы были вчера ко мне немилосердны и сумели сделать мою жизнь еще труднее. Я знаю, что проявила слабость. Я расстроилась из-за малыша. Но я должна делать то, ради чего приехала сюда, и я хочу, Ник, чтобы вы укрепляли меня в моем намерении, помогали, а не мешали мне. Пожалуйста, не приходите несколько дней. Мне сейчас нужны все мои силы и вера в то, что я могу стать тем, кем хочу быть для этих людей, чтобы взяться за тот непочатый край работы, который лишь приоткрывается мне сейчас. Мне кажется, я и в самом деле сумею принести какую-то пользу. Прошу вас, дайте мне такую возможность, пожалуйста".

В этой записке, которую Тарвин получил на следующее утро, он находил все новые и новые оттенки скрытого смысла. Перестав строить бесчисленные догадки и предположения, он мог с уверенностью сказать себе лишь одно: несмотря на минутную слабость, Кейт твердо стояла на ногах, и заставить ее свернуть с избранного пути будет нелегко.

Кейт приехала в эту страну не только ради того, чтобы бороться с горем и страданием, жившими во дворце. Это была лишь часть ее работы. И если несчастья столь ужасны под сенью трона, что же должен тогда выносить простой народ?

Кейт отправилась осмотреть госпиталь.

- В больнице только один врач из туземцев, - говорила ей миссис Эстес по дороге, - и он всего лишь туземец, а это значит лентяй.

- Как здесь можно лениться? - вскричала ее спутница. Они въезжали в городские ворота, и их обдало волной жара.

- В Раторе все очень скоро начинают лениться, - ответила миссис Эстес с легким вздохом, думая о тех высоких надеждах и отчаянных усилиях сделать хоть что-то, с которых начинал в Раторе ее муж, и о том, как на смену им пришла обволакивающая апатия.

Кейт держалась в седле уверенно и смело, как и подобает девушке, выросшей на американском Западе: ездить верхом и ходить дети начинают там одновременно. Ее не лишенная аристократизма фигурка казалась еще стройнее и симпатичнее, когда она сидела на лошади. Внутренний свет, рожденный решимостью сделать свое дело, освещал ее простое лицо, придавая ему духовную, возвышенную красоту. Ее согревало сознание того, что она приближалась к своей цели, в течение двух лет притягивавшей к себе все ее помыслы и мечты. Когда они свернули с главной улицы города, то увидели толпу, собравшуюся в ожидании у подножия лестницы из красного песчаника; лестница вела вверх, к площадке, на которой стояло белое трехэтажное здание с надписью "Государственная амбулатория". Буквы налезали друг на друга, а по обе стороны от двери сползали вниз.