Редьярд Киплинг - Наулака - История о Западе и Востоке

- Но я никогда не говорила, что сочувствую Hope*, Ник, - воскликнула Кейт, минуя все промежуточные логические ступени и отлично понимая, куда он клонит.

- Ну, в таком случае эта благословенная старомодная страна примет вас с распростертыми объятиями за ваши воззрения. "Кукольный дом" имеет здесь прочные позиции. В этом бастионе нет ни одной трещины.

- И все равно, Ник, я не могу согласиться со всеми вашими идеями, сочла она себя обязанной прибавить.

- Да, по крайней мере, с одной из них, - отпарировал Тарвин, криво усмехаясь. - Но я сумею обратить вас в свою веру.

Кейт внезапно остановилась прямо посреди улицы, по которой они шли.

- А я вам доверяла, Ник! - произнесла она с упреком.

Тарвин печально взирал на нее.

- О Господи! - простонал он. - И я доверял самому себе! Но я все время думаю об этом. Чего же вы хотите от меня? Но вот что я скажу вам, Кейт, это было в последний раз - самый наираспоследний, окончательный, бесповоротный. Я с этим покончил. С этого момента я буду вести себя по-другому. Не обещаю вам, что смогу не думать о вас, и, конечно же, чувства мои не изменятся. Но я буду нем. Давайте пожмем друг другу руки. Он протянул руку, и Кейт пожала ее.

Они молча шли рядом несколько минут, пока Тарвин не спросил ее все еще грустным тоном:

- Вы ведь скорее всего не виделись с Хеклером перед отъездом, правильно?

Она отрицательно покачала головой.

- Да нет, конечно, вы с Джимом никогда особенно не ладили. Но мне бы очень хотелось знать, что он обо мне думает. До вас не доходили никакие слухи, разговоры и всякое такое о том, куда я делся?

- Думаю, в городе решили, что вы уехали в Сан-Франциско, чтобы встретиться с кем-нибудь из западных директоров "Трех К". Все пришли к такому выводу, потому что кондуктор вашего поезда сказал, будто вы сообщили ему, что едете на Аляску. Но этому никто не поверил. Хотелось бы, Ник, чтобы в Топазе больше доверяли вашему слову.

- И мне, - воскликнул Тарвин с горячностью, - и мне хотелось бы того же! Но мне-то нужно, чтобы поверили моей версии, а иначе как бы я добился своего? А сейчас они думают именно так, как я хотел - что я забочусь об их интересах. Ну и где был бы я, если бы не пустил ложный слух, а сказал чистую правду? Они же решат, что я в это время захватываю земельные участки где-нибудь в Чили. Да, вот еще что - когда будете писать домой, не упоминайте обо мне, пожалуйста. А то ведь, если дать хотя бы зацепку, они все равно вычислят, где я нахожусь. Но я им такой возможности предоставлять не хочу.

- Вряд ли я напишу домой о том, что вы здесь, - сказала Кейт, краснея.

Через несколько минут она опять вернулась к разговору о матери. Тоска по дому с новой силой охватила ее в этих чудных и странных местах, по которым ее водил сейчас Тарвин, и мысль о матери, одинокой, терпеливо ожидавшей весточки от дочери, причинила ей такую же боль, как в первый раз. Воспоминание было мучительным, но когда Тарвин спросил ее, почему же она все-таки решилась уехать, если так любит и жалеет мать, Кейт отвечала с присущим ей в лучшие минуты мужеством:

- А почему мужчины уходят на войну?

В последующие несколько дней Кейт почти не видела Тарвина. Миссис Эстес представила ее во дворце, и теперь ум и душа Кейт были заняты тем, что она там увидела. Взволнованная и смущенная, она вступила в царство вечных сумерек и оказалась в лабиринте внутренних коридоров, дворов, лестниц и потайных ходов, в которых ей встречались бесчисленные женщины в чадрах, глазевшие на нее и смеявшиеся у нее за спиной, с детским любопытством изучавшие ее платье, тропический шлем и перчатки. Ей казалось, что она никогда не сумеет сориентироваться даже в малой части этого огромного муравейника, не сможет отличить в полумраке одно бледное лицо от другого. А тем временем сопровождавшие ее женщины вели се за собой, вдоль длинной вереницы уединенных комнат, где лишь тихо вздыхал ветер под сверкающим, богато украшенным потолком, вели к висячим садам, приподнятым над уровнем земли на двести футов и тем не менее ревниво охраняемым от чужих глаз высокими стенами. А потом они снова шли по нескончаемым лестницам, спускавшимся с залитых сиянием голубого неба плоских крыш в тихие подземные комнаты, выбитые прямо в скале на глубине шестидесяти футов и спасавшие от летнего зноя. На каждом шагу она встречала все новых и новых женщин и детей. Говорили, что стены дворца вмещают четыре тысячи человек живых людей, и никто на свете не мог бы сказать, сколько здесь захоронено мертвых.