Редьярд Киплинг: Свет погас

- Ну вот, из-за тебя я промазал, - сказал он, тряхнув головой. - Да и патрон-то был последний. Ладно, бежим домой.

Но они не побежали. Они шли очень медленно, рука в руке. И не было им решительно никакого дела до отвергнутого Мемеки с двумя патронами в брюхе, пускай хоть взорвется или просто рысцой бежит вслед: ведь они обрели, как великое наследие, бесценное сокровище и приняли его со всею мудростью, какая только доступна детям.

- А я буду... - с пылкостью начал Дик. Но тотчас же прервал себя: Право, я сам не знаю, кем буду, я ведь срежусь на всех экзаменах, но зато я умею рисовать злые карикатуры на учителей. Ого! Ого-го!

- Тогда будь художником, - предложила Мейзи. - Ты всегда смеешься надо мной, когда я пробую рисовать, поделом же тебе самому.

- Вовсе я над тобой не смеюсь и никогда в жизни не стану, делай что хочешь, - возразил он. - Я буду художником, и все еще увидят, на что я способен.

- Художникам всегда не хватает денег, ведь правда?

- У меня есть собственные доходы, сто двадцать фунтов годовых. Мои попечители говорят, что я получу их, когда достигну совершеннолетия. Что ж, для начала хватит.

- А я вот богатая, - сказала Мейзи. - Когда мне исполнится двадцать один год, я стану получать ежегодно триста фунтов. Потому-то миссис Дженнетт спускает мне то, чего не спустит тебе. Но все-таки жаль, что нет у меня родных - ни папы, ни мамы.

- У тебя есть я, - сказал Дик, - до гробовой доски.

- Да, у меня есть ты, а у тебя я, - да, до гробовой доски. Я так рада, просто слов нет.

Мейзи крепко сжала его руку. Вокруг сгущались ласковые вечерние сумерки, и Дик, различая лишь щеку Мейзи да ее длинные ресницы, окаймлявшие серые глаза, осмелел настолько, что у самых дверей дома решился наконец вымолвить те слова, которые вот уже целых два часа вертелись у него на языке.

- А еще... еще я люблю тебя, Мейзи, - сказал он шепотом, который, как ему почудилось, прогремел на весь мир - тот самый мир, который он завтра или в крайнем случае послезавтра начнет завоевывать.

Благопристойности и благонравия ради мы не станем во всех подробностях описывать дальнейшие перипетии и скажем лишь, что миссис Дженнетт начала было распекать Дика, сперва за возмутительное опоздание к чаю, а потом за то, что он чуть не угробил себя, забавляясь недозволенной игрушкой.

- Я просто играл этой штуковиной, а она взяла да и выпалила сама собой, - признался Дик, когда уже не было никакой возможности утаить обожженную порохом щеку. - Но только не вздумайте меня ударить, это не выйдет. Теперь уж вы меня пальцем не тронете. Сядьте-ка лучше к столу да налейте мне чаю. Как ни вертите, а на этом вам нас не провести.

Миссис Дженнетт едва не задохнулась от бешенства, Мейзи помалкивала, но одобряла Дика взглядом, и он весь вечер держался вызывающе. Миссис Дженнетт предрекла, что Провидение обречет его на вечные муки сию же минуту, а впоследствии низвергнет в геенну огненную, но Дик пребывал в раю и не хотел слушать. Только когда пришло время ложиться спать, миссис Дженнетт опомнилась и вновь обрела былую непреклонность. Дик пожелал Мейзи спокойной ночи, потупив взор и не решаясь к ней приблизиться.

- Если ты не способен быть благородным человеком, постарался бы хоть вести себя по-благородному, - язвительно сказала миссис Дженнетт.

Под этим она подразумевала, что Дик не поцеловал девочку на сон грядущий, как всегда. Мейзи, у которой даже губы побелели от волнения, подставила щеку с напускным безразличием, а Дик надлежащим образом чмокнул ее и выскочил из комнаты с пылающим лицом. Ночью ему приснился безумный сон. Он покорил весь мир и преподнес его Мейзи в коробке из-под патронов, но она пинком опрокинула коробку и вместо благодарности закричала сердито:

- Ну и где же ошейник, который ты обещал прислать для Мемеки? Эх, ты только о себе думаешь!

Глава II

Мы взяли копья наперевес, когда затрубила труба,

Ряды вздвой, и в Кандахар поскакали мы на врага,

Ряды вздвой, ряды вздвой, и поскакали мы,

Ту-ру-ру-ру-ру-ру-ру,

Ряды вздвой, ряды вздвой, в Кандахар поскакали мы.

"Солдатская баллада"

- Я, собственно, ничего не имею против наших английских читателей, но было бы любопытно раскидать тысчонку-другую этих людишек здесь, меж скал. Тогда они не ждали бы с таким нетерпением утренних газет. Представляете, как благопристойнейший домовладелец - Поборник Справедливости, Неизменный Читатель, Отец Семейства и все такое прочее - жарится в этом пекле на раскаленных камнях?