Джеймс Клавелл - Сёгун (части 1-2)

Когда Сантьяго, первый помощник капитана, подвозил его на баркасе на галеру, то сказал ему, что Родригес собирается помочь ему, если на то будет милость Божья.

- Мой кормчий говорит, скажи ему, что я бросил его за борт, чтобы он протрезвел, сеньор.

- Зачем?

- Потому, просил он передать вам, что на борту "Санта-Терезы" было опасно, вам опасно.

- Чем опасно?

- Вы должны сами пробиваться, - сказал он вам, - если сможете. Но он поможет.

- Почему?

- Ради Святой Мадонны, придержите свой еретический язык и слушайте - у меня мало времени.

После этого первый помощник рассказал ему о мелях и пеленгах, пути через пролив и их плане. И дал ему два пистолета.

- Вы хорошо стреляете? - спрашивает мой кормчий.

- Плохо, - соврал он.

- Идите с Богом, - просил сказать вам мой кормчий напоследок.

- И он тоже, и вы?

- Что касается меня, я бы отправил тебя в ад!

- И твою сестру!

Блэксорн зарядил бочонки, на случай если начнут стрелять пушки и ему придется действовать без плана или если окажется, что план плохой, а также на случай нападения. Даже такой маленький бочонок, с зажженным запалом, подплывший к борту фрегата, потопит его так же точно, как и выстрел всем бортом из семидесяти пушек. "Неважно, что бочонок маленький, - подумал он, важно, что в нем".

- Исоги, если хотите жить! - крикнул он и взялся за штурвал, благодаря Бога за Родригеса и за то, что светит яркая луна.

Здесь, на выходе, гавань сужалась до четырехсот ярдов. Глубина воды была большой почти от берега до берега, скальные массивы резко поднимались сразу от моря.

Пространство между затаившимися рыбацкими лодками составляло всего сто ярдов.

"Саита-Тереза" попала теперь в сложное положение, ветер был позади траверза с правого борта, удобно, чтобы идти в кильватере, и они быстро догоняли. Блэксорн держался середины прохода и сделал Ябу знак приготовиться. Все ронины-самураи согласно приказу сидели на корточках ниже планшира, невидимые, пока Блэксорн не отдаст команду, тогда каждый человек с мушкетом или мечом - кинется к правому или левому борту - туда, куда потребуется. Ябу командовал. Японский капитан знал, что его гребцы гребут в темпе барабана, а старший из гребцов знал, что он должен слушаться Анджин-сана. И Анджин-сан один вел корабль.

Фрегат был в пятидесяти ярдах за кормой, в середине прохода, направляясь прямо на них, и стало очевидно, что они потребуют уступить себе середину прохода.

На борту фрегата Феррьера негромко сказал Родригесу:

- Протарань его.

Он смотрел на Марико, которая стояла шагах в десяти от него, у леера, рядом с Торанагой.

- Я не могу - не при Торанаге же и этой бабе!

- Сеньора! - окликнул ее Феррьера. - Сеньора, вам лучше спуститься вниз, вам и вашему господину. Там, на пушечной палубе, ему будет безопасней.

Марико перевела Торанаге, который немного подумал, потом спустился по трапу на пушечную палубу.

- Черт бы побрал мои глаза, - сказал главный артиллерист, не обращаясь ни к кому в частности, - Я бы не прочь дать залп всем бортом и потопить кого-нибудь. Это проклятый год, мы не потопили ни одного проклятого пирата.

- Да. Эти обезьяны заслуживают хорошей бани. На юте Феррьера повторил:

- Протарань галеру, Родригес!

- Зачем убивать вашего врага, когда за вас это сделают другие?

- Мадонна! Ты совсем как священник! В тебе нет ни капли крови!

- Да, у меня нет настроения убивать, - ответил Родригес также на испанском, - а как ты? В тебе много бойцовской крови, да? А может быть, и испанской?

- Ты собираешься его протаранить или нет? - спросил Феррьера на португальском, близость смерти захватила его.

- Если она останется там, где сейчас, то да.

- Тогда, Мадонна, пусть она останется там, где есть.

- Что у тебя на уме насчет этого англичанина? Почему ты так разозлился, что его не было с нами на борту?

- Ты мне не нравиться, и я тебе не доверяю теперь, Родригес. Дважды ты становился, или казалось, что становился, против меня или нас, но с еретиком. Если где-то в Азии найдется еще один подходящий кормчий, я спишу тебя на берег, Родригес, и уплыву с моим Черным Кораблем.

- Тогда ты утонешь. Над тобой веет запах смерти, и только я могу защитить тебя.

Феррьера суеверно перекрестился.

- Мадонна, у тебя такой мерзкий язык! Какое право ты имеешь так говорить со мной?

- Моя мать была цыганка и седьмой ребенок в семье, и я тоже.

- Врешь!

Родригес улыбнулся.

- Ах, мой адмирал, может быть, я и вру. - Он сложил руки рупором и закричал: - Приготовиться! - А затем обратился к рулевому: - Держи прямо за ней, и, если эта пузатая проститутка не уйдет в сторону, потопи ее!