Джеймс Клавелл - Сёгун (части 1-2)

- Эти даты и имена. Вы не ошибаетесь? Он произнес их именно так?

- Нет, Ваше Преосвященство. Имена были написаны на кусочке бумаги. Он показал его мне.

- Почерк Блэксорна?

- Нет. Имена были воспроизведены фонетически на японском, в виде хирагана.

- Мы должны установить, кто переводил для Торанаги. Этот переводчик очень хороший. Конечно, никто из наших? Это не может быть брат Мануэль, нет? - спросил он с горечью, называя христианское имя Масаману Дзиро. Дзиро был сын самурая-христианина, который с детства воспитывался иезуитами и, будучи умным и преданным, был выбран для поступления в семинарию, чтобы подготовиться на настоящего священника четырех обетов, таких среди японцев еще не было. Дзиро был в обществе двадцать лет, потом, совершенно неожиданно, он оставил его перед посвящением в духовный сан и теперь стал неистовым противником церкви.

- Нет. Мануэль все еще на Кюсю, может быть, он веки вечные будет гореть в аду. Он все еще яростный враг Торанаги, он никогда не будет помогать ему. К счастью, он никогда не участвовал ни в каких политических делах. Переводчицей была госпожа Мария, - сказал Алвито, используя христианское имя Тода Марико.

- Вам это сказал Торанага?

- Нет, Ваше Преосвященство. Но я случайно узнал, что она посещала замок и ее видели с англичанином.

- Вы уверены?

- Наша информация абсолютно точна.

- Хорошо, - сказал дель Аква. - Может быть. Бог поможет нам одним из своих неисповедимых способов. Пошлите за ней сейчас же.

- Я уже видел ее. Я постарался сделать это как бы случайно. Она была великолепна, как всегда, почтительна, благочестива, как всегда, но решительно все опровергла заранее, прежде чем я получил возможность спросить ее. Конечно, империя очень скрытная страна, отец, и некоторые вещи по обычаю должны оставаться в тайне. В Португалии и в обществе иезуитов то же самое, не так ли?

- Вы ее исповедник?

- Да. Но она не сказала больше ничего.

- Почему?

- Очевидно, она была предупреждена, и ей было запрещено обсуждать, что случилось и о чем говорилось. Я знаю их слишком хорошо. В этом влияние Торанаги больше, чем наше.

- Ее вера так слаба? Наша подготовка этой женщины оказалась такой незначительной? Конечно, нет. Она такая же преданная и такая же хорошая христианка, как многие женщины, которых я встречал. Однажды она станет монахиней - может быть, даже первой японской настоятельницей монастыря.

- Да. Но она ничего не скажет сейчас.

- Церковь находится в опасности. Это важно, может быть, слишком важно, - сказал дель Аква. - Она должна понимать это. Она слишком умна, чтобы не понимать этого.

- Я прошу вас не подвергать ее веру такому испытанию. Мы должны простить это. Она предупредила меня. Она сказала это так ясно, как если бы написала.

- Может быть, стоит устроить ей испытание. Для ее собственного спасения.

- Это вам решать, приказывать или не приказывать. Но я боюсь, что она должна повиноваться Торанаге, а не нам.

- Я буду думать о Марии. Да, - сказал дель Аква. Он опустил глаза вниз, к камину, тяжесть его кабинета давила на него. Бедная Мария! Этот проклятый еретик! Как нам избежать ловушки? Как нам скрыть правду о ружьях? Как мог игумен и вице-губернатор, такой, как да Кунха, который был так хорошо подготовлен, имел такой опыт, семь лет практической работы в Макао и Японии, - как мог он сделать такую ужасную ошибку?

- Как? - спросил он пламя.

"Я могу ответить", - сказал он себе. Это слишком легко. Вы запаниковали, или вы забыли о божьей славе, или переполнились гордостью и высокомерием, или ошеломлены. А кто бы выдержал в таких условиях? Быть принятым на закате Тайко с особой благосклонностью, на триумфальной встрече, с помпой и всеми церемониями - почти как акт раскаяния со стороны Тайко, который явно был на пути к переходу в христианство. А потом быть разбуженным в середине той же самой ночи указами Тайко, заявляющими, что все религиозные ордена должны быть высланы из Японии в течение двадцати дней под страхом смерти, никогда не возвращаться в страну и, что еще хуже, все новообращенные в стране должны сразу же отречься, или они подлежат высылке или смертной казни.

Движимый отчаянием, игумен дал дикий совет дайме-христианам на острове Кюсю - Оноши, Мисахи, Кийяме и Хариме в Нагасаки - поднять восстание, чтобы спасти церковь, и написал безумное письмо, прося прислать конкистадоров, чтобы устроить переворот.

Огонь трещал и плясал на железной решетке. "Да, все верно, - подумал дель Аква. - Если бы только я знал, если бы да Кунха сначала проконсультировался со мной. Но как он мог? Шесть месяцев шло письмо в Гоа, и может быть, еще шесть месяцев шел ответ. Да Кунха написал немедленно, но он был игумен, и это он должен был сразу же справиться с этим несчастьем".