Хулио Кортасар - Тот, кто бродит вокруг

Как не раз уже с вами бывало, вы затруднились бы сказать, когда это произошло; подобные мгновения случаются во время игры в шахматы и в любви, когда туман неведения вдруг рассеивается и совершаются ходы и поступки, немыслимые за секунду до этого. Он ощутил растворенную в воздухе опасность и решил во что бы то ни стало остаться, коротая время за сигаретой и за бокалом вина, до тех пор, пока эта беззащитная клуша на завершит свою трапезу, не облачится снова в свой пластиковый плащ и не окажется вновь на улице. Питая пристрастие к спорту и к абсурду, он захотел в качестве каприза, не имеющего к его желудку уже никакого отношения, заказать еще одну чашечку кофе и рюмку ракии, типичного, согласно рекомендациям, для этой зоны крепкого напитка. В запасе у него еще оставались три сигареты, и он подумал, что сможет их дотянуть до того момента, пока англичанка сподобится выбрать какой-либо из балканских десертов; наверняка кофе она пить не будет, гарантией тому были ее очки и блузка; в то же время такую интимную вещь, как чай, вряд ли она будет пить на чужбине. Немного везения, и спустя четверть часа она заплатит по счету и выйдет на улицу.

Кофе ему подали, а вот ракию нет, женщина придала глазам, вынырнувшим для этого из-под челки, подобающее ситуации выражение; сейчас отыщут в погребе новую бутылку, у сеньора просят прощения за то, что придется подождать несколько минут. Слова и интонация соответствовали моменту, но произносились они машинально, так как все внимание женщины было приковано к другому столику, она наблюдала за тем, как один из официантов протягивал счет, неподвижный в своем презрительном подобострастии. Казалось, туристка наконец сообразила, стала суматошно рыться в сумочке, видимо, натыкаясь вначале то на расческу, то на зеркальце, пока наконец не вытащила деньги, официант резко удалился в тот самый момент, когда женщина принесла вам рюмку ракии. Вы и сами толком не знаете, почему вам тут же понадобился счет, если туристка должна была вот-вот наконец выйти на улицу, и вы, успокоившись, могли насладиться ракией и выкурить последнюю сигарету. Может быть, вам просто не улыбалась перспектива снова остаться одному в зале, что было столь приятно вначале и неприятно теперь, эти двоящиеся силуэты официантов за стойкой и женщина, которая слегка заколебалась, как будто ей почудился в подобной спешке вызов, но затем вернулась к стойке, и очередной раз все трио замерло в ожидании. В конце концов не сладко работать в столь пустом ресторане, вдали от свежего воздуха и яркого света; тут быстро начинают чахнуть, а череда однообразных вечеров приводит к бледности и автоматизму в движениях. Туристка справилась наконец с плащом, вернулась к столику, как будто что-то забыла, заглянула под стул, и тут вы резко встаете, так как ни минуты больше не можете оставаться, на пути у вас оказывается официант, протягивающий вам серебряный поднос, на который вы кладете купюру, даже не взглянув на счет. Рука официанта метнулась к карману красного жилета за сдачей, но порыв ветра подсказал вам, что туристка открыла дверь, и вы, не дожидаясь, махнув на прощание рукой ему и тем, кто наблюдал из-за стойки, сорвав с вешалки плащ, выбежали на улицу, на которой уже подсохло. Только тут он вздохнул полной грудью, как если бы до тех пор неосознанно сдерживал дыхание; и только сейчас он почувствовал страх и испытал облегчение.

Туристка была в двух шагах от него, она медленно шла в направлении отеля, и вы следовали за ней, надеясь, что ей не взбредет в голову вернуться за чем-либо в ресторан. Не то чтобы вы о чем-то догадались, все было элементарно, без особых резонов и мотивов: вы ее спасли и вам хотелось удостовериться в том, что близорукая, ничем не омраченная клуша, нахлобучившая влажный пузырь плаща, доберется до гостиничного приюта, до своего номера, в котором на нее никто не будет смотреть так, как смотрели только что в ресторане.

Едва она завернула за угол, он, хотя и не было никаких оснований спешить, подумал, что, быть может, стоило бы подойти к ней поближе, чтоб она, при своем близоруком сомнамбулизме, ненароком куда-нибудь не запропастилась, он прибавил шагу и, дойдя до угла, увидел пустой полутемный переулок. Не было ничего, кроме двух глухих каменных стен, и вдалеке виднелась дверь, до которой туристка никак не могла бы дойти; ни души, только одуревшая от дождя жаба прыгала из стороны в сторону.

Первым чувством, опередившим все другие, был гнев, как удалось этой дуре... Затем, прислонившись к одной из стен, он невольно стал ждать, но с таким же успехом можно было ждать самого себя, то, что должно явиться из каких-то сокровенных глубин, дабы все это обрело смысл. Жаба обнаружила лазейку в стене и замерла в ожидании, то ли насекомого, в этой дыре обитающего, то ли возможности пробраться через эту лазейку в сад. Он не знал, сколько времени провел там и почему направился затем к ресторану. Окна были затемнены, но узкая дверь приоткрыта; едва ли его удивило, что в дверях стояла женщина, отнесшаяся к его появлению как к чему-то само собой разумеющемуся.