Кобо Абэ - Стена

Нашелся ученый, заявивший, что необходимо с помощью атомной энергии испарить покрывшую земной шар жидкость. Правительства сразу же выразили согласие и заявили о том, что не пожалеют сил для всестороннего содействия реализации этой идеи.

Однако, когда приступили к ее реальному осуществлению, столкнулись с массой трудностей, более того — поняли, что она неосуществима. В результате превращения людей в жидкость в геометрической прогрессии пополнение рабочих рук не успевало за этим процессом, причем превращение в жидкость распространилось и на ученых. Заводы, выпускающие детали машин, разрушались или оказывались под водой, поэтому возникла необходимость перестраивать их или создавать новые, и даже предположить было невозможно, когда удастся приступить к сооружению установок вожделенной атомной энергетики.

Тревога и горе обрушились на мир. Из-за нехватки настоящей воды все превратились в мумии, каждый вздох давался с огромным трудом и сопровождался сухим шуршанием.

Лишь один человек был спокоен и наслаждался происходящим. Жизнерадостный и лукавый Ной. Имея опыт прошлого Всемирного потопа, Ной не потерял голову, не растерялся, а спокойно приступил к сооружению ковчега. Понимая, что будущее человечества отдано в руки его семьи, он смог погрузиться в религиозный экстаз.

Когда через какое-то время потоп подошел к самому его дому, Ной взял в ковчег свою семью и домашний скот. Превратившиеся в жидкость люди попытались было пробраться в него, но Ной громко прикрикнул на них:

— Эй, вам известно, чье это судно? Я Ной. А это Ноев ковчег. Не забывайтесь! Давайте убирайтесь отсюда!

Однако предположение Ноя, что жидкость, уже не являющаяся людьми, поймет его, явно было поспешным, он просчитался. У жидкости были только проблемы жидкости. В мгновение ока ковчег был заполнен жидкостью, все живое в нем захлебнулось. Безлюдный ковчег плыл, подгоняемый ветром.

Так от второго Всемирного потопа погибло человечество. Но все же если попытаться заглянуть за углы улиц, посмотреть, что прячется в тени деревьев утихших под водой городов и деревень, то удастся увидеть, что начинает кристаллизоваться сверкающая материя. Вокруг невидимых сердец превратившихся в перенасыщенную жидкость людей.

На окраине города, рядом с уборной многоквартирного дома, обшарпанного от дождей и кухонного пара, жил бедный художник Аргон-кун.

Комнатка три метра на три была для него слишком маленькой, но казалась огромной, потому что в ней не было ничего, кроме стоявшего у стены стула. Он продал и проел всё: и стол, и книжную полку, и даже ящик с красками, и мольберт. Остались лишь стул и Аргон-кун. Но удастся ли им остаться здесь навсегда?

Приближалось время ужина. Что-то нос у меня стал очень чувствительным, подумал Аргон-кун. Могу смесь самых разных запахов различать по отдаленности и по цвету. Yellow-ochre [27] Коричневато-желтый ( англ. ). свинины, жарящейся в мясной лавке на улице, по которой ходит трамвай. Emerald-green [28] Изумрудно-зеленый ( англ. ). ветерка, дующего у фруктовой лавки. Волнующий chrome-yellow [29] Золотисто-желтый ( англ. ). , доносящийся из хлебной лавки. Печальный cerulean-blue [30] Небесно-голубой ( англ. ). рыбы, возможно, макрели, которую жарит внизу хозяйка дома.

Как это часто бывало, Аргон-кун с утра еще ничего не ел.

Бледное лицо, морщины на лбу, двигающийся вверх и вниз кадык, сутулая спина, впалый живот, трясущиеся колени. Аргон-кун, засунув руки в карманы, трижды зевнул, отчего изо рта его неприятно запахло.

Он случайно нащупал в кармане обломок какой-то палочки. Ой, что это? Красный мелок. Аргон-кун никак не мог припомнить, откуда он взялся. Крутя его между пальцами, он еще раз зевнул.

— О-о, поесть бы чего.

Невзначай, без всякого умысла Аргон-кун начал рисовать мелком на стене. Сначала яблоко. Огромное, одним этим яблоком вполне можно было наесться. Чтобы сразу же его съесть, рядом он нарисовал фруктовый нож. Проглотив слюну, изобразил хлеб, навеянный ему запахом, доносившимся из коридора и окна. Огромные, как бейсбольные перчатки, сдобная булочка с джемом и слоеный рогалик с маслом, потом — буханка хлеба величиной с голову взрослого человека. Перед его глазами возникали соблазнительные подробности: аппетитный излом, растрескавшаяся корочка, пьянящий аромат дрожжей. Сбоку от хлеба — кусок масла размером с черепицу. Может, нарисовать еще и кофе? Горячий, чтобы пар от него шел. В шутку он нарисовал огромную чашку. А на блюдце — три куска сахара, каждый — величиной со спичечный коробок.