Гейвин Лайелл - Темная сторона неба

Я развернулся на конце полосы правым бортом к поселку, поставил самолет на тормоза и нырнул в дверь с двумя карманами драгоценностей на триста тысяч фунтов. Даже в струе воздуха от винта для меня не составило труда быстро снять пробку с правого дополнительного бака, и ещё меньше времени потребовалось, чтобы бросить туда сокровища. Через полминуты я был снова на борту, дверь захлопнул и начал отрабатывать самый невинный вид.

И все это время большой "кольт" Юсуфа лежал в кресле на видном месте. Я на короткое время глубоко задумался - и выкинул "кольт" наружу. Вряд ли кто-нибудь начнет чистить зачем-то взлетно-посадочную полосу. "Беретта" оставался, я снова положил его в ящичек. С этим я как-нибудь выпутаюсь. Арабы считают нормальным, если человек имеет при себе пистолет. Два они могли бы принять за жадность.

Я прокатился по полосе и встал с подветренной стороны от рощи, какой бы ветер тут ни был, и заглушил двигатели. Стало внезапно очень тихо. Высокие пальмы склонились над поселком и нежно помахивали мне листьями.

Оазис составлял около трети мили в длину и почти столько же в ширину. Он действительно был похож на оазис, как и любой оазис в пустыне. За стенами был песок, крупный и мелкий, и ни одного листочка ящерице на язык, а внутри стояли толстые, зеленые и сочные пальмы, словно в гигантской цветочной вазе.

В некотором роде стена выполняла функцию удержания плодородной почву внутри оазиса, а все ненужное оставлять снаружи.

Я неторопливо, с удовольствием вылез из самолета и закурил.

Из-за угла появилась пара типов в запыленных желтых бурнусах, накидках с капюшонами. Они направлялись ко мне.

Я улыбнулся им и на арабский манер выразил свои самые лучшие пожелания.

Один из них в максимально вежливой форме, на которую был способен, не вынимая при этом сигареты изо рта, выказал само радушие и, кивнув головой, пригласил меня следовать за ними, обойдясь без всяких "пожалуйста". Я пошел.

Главные ворота с аркой в двадцать футов над ними выходили на юг. За ними я увидел песчаную улицу с одноэтажными лавочками и домами, разбросанными среди пальм и апельсиновых деревьев. Мой новый друг знаком показал мне, чтобы я подождал здесь с его товарищем, а сам ушел от нас, но не в поселение, а за его пределы, по дороге, ведущей в западном направлении. Мы стали ждать.

Напротив ворот, вне поселка, стоял новый глинобитный дом, непобеленный, с забитыми окнами и тяжелой деревянной дверью. Пока мы стояли, оттуда вышел толстячок в мятом мундире и красной феске. Он увидел меня, хотел было вернуться назад, но передумал и быстрым шагом прошел мимо нас в поселок, больше не взглянув в нашу сторону. Лицо у него было потемнее, чем обычно у арабов, а обеспокоен он был ещё больше среднего араба.

Второй мой друг метнул в сторону того презрительный взгляд, а потом посмотрел на меня, чтобы убедиться, что я это заметил. Я очень хорошо это заметил. Человек в мундире был местным полицейским, и ему заплатили за то, чтобы он не заметил ни меня, ни "Дакоты", ни её груза. А презрительный взгляд явился добавком от стороны, которая произвела оплату.

Мы стояли и ждали. Я докурил сигарету и тщательно вдавил её в сторонке в землю, чтобы эта каменисто-песчаная дорога не загорелись. Мне захотелось пить. Наконец я спросил:

- Dove albergo?* - И поднял в руке воображаемый стакан, чтобы он понял мой итальянский. Он понял, но лицо его выразило неодобрение. Он помотал головой и махнул рукой в направлении, в котором ушел первый друг.

* Где гостиница? (не совсем правильно, ит.)

Но жажда уже начинала мучить меня. Я изобразил на лице, что, мол, он пусть подождет, а я поищу чего-нибудь попить, и вошел в ворота. Мой стражник сердито закричал, не зная, что делать: бежать за мной, бежать за своим товарищем или просто ждать.

Я подумал, что тут вряд ли кого найдешь. У одной из дверей мирно стоял ослик, потом прошли двое солидных мужчин, ответивших на мое приветствие.

Улица повернула вправо и пошла слегка под уклон. Через полторы сотни ярдов улица расширилась и превратилась в площадь, в центре которой была возведена круглая стена, а за ней росла одинокая пальма. На площади я увидел "albergo" с декоративным фасадом, обращенным на восток.

Это был симпатичный дворец, и он подошел бы для любого города, но зачем такой в Мехари? Сомнения отпали, как только я вспомнил, что караванными тропами сюда попадают богатые торговцы и офицеры с деньгами, неистраченными за месяцы службы в пустыне.