Когда мы подруливали к ангарам гражданской авиации, у меня за спиной появился Юсуф.
- Вам нужно заправиться? - требовательно спросил он.
- Немного, - ответил я, показав на показания счетчика топлива.
Он недовольно посмотрел на прибор. В его показаниях он разобрался бы не больше, чем в теории относительности, но спорить он не стал. На самом деле топлива у меня хватило бы и вдоволь осталось, но мало ли что - может случиться так, что не будет времени для посадки и дозаправки.
Таможню я отдал Юсуфу. Таможенники потрогали ящики, посмотрели на них, а потом стали в тени крыльев изучать кипу транспортных накладных, и видно было, как неохота им заниматься этим делом. Они спросили, нет ли у меня на борту виски или наркотиков и поверили мне на слово, что нет. Про "беретту" они не спрашивали и не нашли. Я послал Роджерса в здание аэропорта посмотреть, чего бы взять из еды, и занялся заправкой.
Я попросил залить мне по сотне галлонов в каждый носовой бак, и начальник заправки скорчил презрительную мину по поводу моей жадности. В половине пятого мы готовы были лететь.
Мы двинулись к началу полосы, в целой полумиле от вышки. Там никого не было и за нами никто не подходил. Я связался с вышкой и сказал им, что заднее шасси у меня заедает и я хочу осмотреть его. Они безо всяких дали мне разрешение. Они уже связывались с самолетами "Эйркарго".
Роджерс с удивлением уставился на меня. Я подмигнул ему.
- Выйди в салон и открой дверь, - сказал я ему. - Прими озабоченный вид.
Он и так уже выглядел озабоченным, но вышел. Я приготовил в кабине все для взлета, законтрил рычаг управления двигателями, включил стояночный тормоз и встал с кресла. Достав из ящичка "беретту", я сунул пистолет в задний карман брюк.
Роджерс уже открыл дверь. Юсуф глядел на меня с подозрением. Я сел в двух креслах от него и наклонился к иллюминатору так, что спинка кресла оказалась между мной и Юсуфом. Когда я встал с кресла, пистолет был у меня уже в руке.
Я наставил "беретту" на Юсуфа.
- Достань пистолет левой рукой, - приказал я ему, - только делай это очень медленно.
Он с удивлением и страхом смотрел на "беретту", потом поднял глаза на меня, и постепенно его лицо стало принимать угрожающее выражение.
- Я убью тебя, - тихо произнес он.
- Не сегодня, - успокоил я его. - Пистолет.
Он медленно достал пистолет и бросил его на сиденье. Это был большой армейский "кольт" калибра 0,45 дюйма. Для войны это хорошая штука, старушек им пугать хорошо, но он весьма неудобен для быстрой и требующей точности работы. Он когда-нибудь, возможно, постарается убить меня, но не добьется большого прогресса, если не подберет себе оружие по комплекции.
- А теперь вон отсюда, - приказал я.
Он встал, встал напряженно, глаза его забегали вокруг, пытаясь зацепиться за что-то полезное, но ничего не нашли. Он медленно подошел к двери и спрыгнул. Он стоял в струе от винта левого двигателя, волосы у него развевались, он не спускал с меня глаз.
- Я очень сильно надеюсь, что ты понимаешь, что ты делаешь, Джек, услышал я рядом с собой голос Роджерса.
- Я тоже надеюсь, - ответил я. - А теперь и ты давай туда.
У него отвисла челюсть. Я наставил на него пистолет.
- Говоря банально, - пояснил я, - это для твоей же пользы. Я собираюсь в Эдри. Эдри - это тут поблизости. Но я вернусь. Отель для пилотов называется "Уаддан". Жди меня.
- Слушай, Джек,.. - начал было он.
Я помахал пистолетом, и он закрыл рот, кивнул и спрыгнул. Я быстро захлопнул дверь и бросился в кабину. Я ещё не успел сесть в пилотское кресло, а уже снял машину со стояночного тормоза и передвинул ручку управления двигателями до упора.
Через десять минут я ещё не поднялся выше тысячи футов, а двигатели все работали на взлетной мощности. Я торопился на юго-восток. До меня уже почти не долетали возмущенные приказы диспетчерской вышки "Идриса" вернуться и объяснить, что я такое вытворяю. "Идрис" меня не волновал. Меня беспокоила база Уилус, которая могла засечь меня своими радарами.
Как только Триполи остался вдали, пейзаж под крылом стал мертвым. Греческий пейзаж суров, но этот - словно износившееся платье, сквозь которое просвечивают мышцы. Ливия кажется мертвой, необжитой, словно никто пока не придумал, что с ней можно сделать. В нескольких милях к югу от побережья вы найдете не много зелени.
Собственно пустыня начинается милях в трехстах к югу, но не хотел бы я жить и в пределах этих трехсот миль. Хотя некоторые пытаются. Иногда попадались домишки из камня и штукатурки, у которых не было ни дверей, ни окон, ни крыш, а вокруг них боролась за жизнь куцая, выжженная солнцем растительность.
Читать дальше