Гейвин Лайелл - Темная сторона неба

Фасад состоял сплошь из арок и окон, перегороженных каменными решетками, а за ними находился длинный прохладный внутренний дворик, которого никогда не касался луч солнца. За внутренним двориком я увидел ещё одну арку с занавесом из бисера, и она вела в бар - глубокую темную комнату, которая казалась совершенно бесцветной после яркого солнечного света. Я направился туда.

Стойка была отделана алюминием. Я покашлял и подвигал пустыми бутылками из-под кока-колы, прежде чем сумел привлечь к себе внимание. Вышла худая женщина средних лет, француженка, бесцветная, как и само помещение.

Я попросил кока-колу, она подала мне в бутылке и сдала на десять долларов Хертера сдачи ливийскими деньгами, не сказав при этом ни слова. Я поблагодарил её и вышел с бутылкой во дворик.

Солнце близилось к закату, и бо'льшая часть площади находилась в тени. Кругом царили тишина и спокойствие. В арабских деревнях всегда тихо и спокойно.

Базары у побережья - это для туристов и городских жителей, которые любят шум. А в деревнях не из-за чего поднимать шум.

Я спокойно сидел и ждал долгих десять минут, затем у меня появилась компания. Целых шесть человек: четверо новых в белых одеждах и замысловатых тюрбанах и двое моих старых приятелей из оргкомитета по встрече. Двое в белом имели при себе винтовки с резными прикладами.

Они остановились перед гостиницей, и я вышел встретить их. Главным был высокий человек с сухим и серьезным лицом, большим носом и маленькими усиками. Без своего халата он выглядел бы совсем сухопарым, а в нем смахивал на римскую статую, если не считать зеленого тюрбана и знака в честь совершения паломничества в Мекку. Для Мехари он выглядел слишком значительной фигурой. Мне следовало бы, конечно, догадаться, кто это - но я не догадался.

Он слегка поклонился и тихо произнес:

- Аллах и-сад мсак.

Я понял это как выражение надежды на то, что Аллах сделает для меня этот вечер удачным.

Я покопался в памяти и ответил ему тем же, только пожелал ему ещё больше, и подумал, куда, интересно, он дальше будет клонить.

Он облегчил мои раздумья, сказав на почти прекрасном английском:

- Я очень рад с вами познакомиться.

Я сказал то же самое, а он стал извиняться за своих служителей, что они заставили меня стоять на жарком солнце, хотя я был явно утомлен и хотел пить после такой долгой дороги. Фраза была отлично составлена, и из неё следовало, что мне и следовало постоять на солнце.

Потом он прошел во внутренний дворик и сел за один из стоявших там блеклых, побитых песком металлических столиков. Один из его свиты пошел заказать кофе.

- Вы привезли груз из Афин, не так ли? - задал он первый вопрос.

- Да, верно.

- Я глубоко признателен вам. Мой караван несколько дней ждет его.

Это меня потрясло. Я никак не ожидал напрямую иметь дело с хозяином каравана верблюдов. Я знал, что рано или поздно здесь окажется караван: это была идея Микиса - выйти на Бейрут таким образом, но поначалу я рассчитывал иметь дело с каким-нибудь агентом. Это было бы куда предпочтительнее. Арабы пустыни - люди крутого нрава. И винтовки свиты хозяина я сразу перестал воспринимать как украшение, на мысль о чем наводили резные приклады.

- Я помогу вам разгрузиться, как только вам будет угодно, торжественно сказал я, надеясь, что это случится нескоро.

Если это тот самый человек, который ждет, чтобы увезти драгоценности, то первым делом он вскроет ящики и выкинет все ржавое и исковерканное оружие. На верблюжьем горбу каждое место дорого, чтобы таскать на нем этот металлолом.

- Пожалуйста, не беспокойтесь. - Он поднял руку. - Мои люди уже приступили к разгрузке. "Дакоты" им знакомы.

Мне удалось выдавить из себя некое подобие улыбки. Этот малый не промах, отнюдь. Я начал предчувствовать, что мое возвращение домой сильно затягивается.

Мы потягивали принесенный нам крепкий и сладкий кофе по-турецки. Хозяин каравана спросил, приятно ли прошло мое путешествие, и я ответил, что очень. Потом он спросил про мою семью, и я объяснил, что таковой не имею, а он выразил надежду, что скоро обзаведусь. Все шло так вежливо и деликатно, что у меня рубашка стала прилипать к телу. Сейчас бы в "Дакоту" - и на север. В Триполи могут быть неприятности с властями, но это я уладил бы. А власть в Мехари сейчас - это винтовка с резным прикладом.

Мы сидели, пили кофе и улыбались друг другу.

Подошли ещё два типа в длинных белых бурнусах и тюрбанах. Шли они неторопливо, но отмеривая большие шаги. Они сказали "салам" хозяину и пустились в какие-то объяснения, ни разу не взглянув на меня. Он выслушал, кивнув при этом пару раз, и отпустил их.