Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем - проза поэта

Так что неудивительно, что во многих «толстых» журналах хорошая поэзия не приживалась. В «Нашем современнике», «Москве», «Молодой гвардии» преобладала в основном одна серятина. Гораздо чаще яркие подборки мелькали, как это ни странно, в «Знамени». Если проза в «Знамени» в последние годы правления Вадима Кожевникова печаталась просто никакая (в отличие от «Нашего современника»), то стихи там попадались даже очень ничего, в чём была заслуга завотделом Ольги Ермолаевой. Но Кузнецов часто стучаться в «Знамя» не мог. И не потому, что там поэзией рулила женщина. Значение всех этих разговоров об отрицании Кузнецовым женской поэзии было сильно преувеличено. Ну не являлся Кузнецов по жизни женоненавистником. Тут проблема заключалась в другом. Мужем Ермолаевой был бывший сокурсник поэта по Литинституту Юрий Беличенко. А Кузнецов всегда считал его посредственностью. Сколько раз он в пух и прах разбивал стихи Беличенко на семинарах у Ал. Михайлова. Естественно, это не забылось и не простилось. Беличенко просто бы не понял свою жену, если б она дала его оппоненту в «Знамени» зелёную улицу.

Вернусь к оценкам Кузнецовым фронтовой поэзии. Уже в конце 1985 года он в журнале «Литературная учёба» в статье «Союз души с душой родной» обрушился на антологическое стихотворение Константина Симонова «Жди меня, и я вернусь». Поэт заявил: «Упорное „жди, жди меня“, пронизывающее всё стихотворение, гипертрофирует личностное „я“ за счёт других, даже за счёт любимой женщины.

Это агрессивный эгоизм чистой заморской воды. Он чужд и не имеет ничего общего с народным воззрением на любовь».

Ещё раз отмечу: Кузнецов не отрицал в целом Симонова. Он просто высказал своё мнение о самом известном стихотворении военной поры, которое давно вошло в школьные хрестоматии. Но ему тут же приписали чёрт знает что, обвинив его и в кощунстве, и в издевательстве над памятью о фронтовиках, и в прочих смертных грехах.

Меж тем совсем не Кузнецов первым публично усомнился в художественной достоверности стихов Симонова. Ещё задолго до Кузнецова не поверил сталинскому любимцу один из ведущих теоретиков советской литературы Леонид Тимофеев. В своём учебнике этот крупнейший учёный утверждал, что слова «пусть поверят сын и мать в то, что нет меня» — это неправда, что это противоречило русской и общеславянской традиции.

Впоследствии у профессионалов вызвало недоумение другое стихотворение Симонова — «Убей его!» В начале 80-х годов его подробно разобрал Станислав Куняев, который сделал убедительный вывод: «Убить врага — дело не главное и не высокое…» Но тогда большинство соратников и единомышленников Симонова куняевские размышления молча проглотили. Публично Куняеву ответила, кажется, одна Юлия Друнина. Она вступила с Куняевым в спор на Седьмом съезде советских писателей, но никакими серьёзными аргументами свои возражения не подкрепила, всё сведя лишь к эмоциям. А Куняев в ответ привёл конкретные факты. Он напомнил: «Никогда русская литература не занималась культом силы, суперменства, бездуховного превосходства». Для убедительности Куняев сравнил отношение русских и западных художников к поверженному врагу.

Естественно, большинство участников упомянутого седьмого писательского съезда, состоявшие не столько из подлинных творцов, сколько из бездарной литературной номенклатуры, было на стороне не Куняева, а Друниной. Но открыто поддержать Друнину никто не решился. Все ведь всё прекрасно поняли: Друнина отстаивала не великую поэзию, а главным образом своё поколение, утвердившееся в этой жизни в основном за счёт пафоса, но не таланта, и не хотевшее ни на йоту подвинуться и уступить место более сильным художникам. Лишь Михаил Львов, по старой привычке никого поимённо не трогать, недовольно пробурчал: мол, как можно ставить под сомнение творческий опыт военного поколения.

Кузнецов пошёл дальше Куняева. Он покусился на то, что уже успели назвать советской классикой. На этот раз сторонники Симонова молчать не стали. Но опять-таки серьёзных доводов, опровергавших точку зрения Кузнецова, никто не привёл. Всё свелось к демагогии. Ну как всерьёз можно было воспринимать аргументы в «Новом мире» Марка Соболя?!

Соболев заявил:

«Не стану в который уж раз говорить о том, что было дальше. Количество людей, переписавших эти стихи в солдатских треугольниках от первого лица, подсчёту не поддаётся. Их сотни тысяч, если не больше. Даже из партизанских отрядов строки „Жди меня“ во много раз увеличили так трудно доставляемую почту.