Юрий Кузнецов - Тропы вечных тем - проза поэта

— Эдуард Михайлович! Эдик! Сколько лет, сколько зим! Это я, подполковник Пепелюга. У нас большая неприятность. Лейтенант Румянцев, можно сказать, мой лучший боец, застрелил свою горячо любимую жену. Отелло, говоришь? Нет, не из ревности, а чёрт его знает из чего. Причины нет или она неизвестна. Это по твоему ведомству. Проверь парня на рассудок. Если его помрачение временное, то отпусти, а мы его дело представим как несчастный случай. Лейтенант Болдырев с моими молодцами привезёт его к тебе. Он его старый друг и всё тебе о нём расскажет. К тому же он свидетель. Это не всё. Если парень небезнадёжен, то на всякий кляк не торопись оформлять его приём, не стоит портить ему анкету… Ну, добро. Привет Мусеньке.

Лейтенант Болдырев отпрянул от двери.

Главный психиатр Эдуард Михайлович Лигостаев принял сначала лейтенанта Болдырева и долго выспрашивал подробности столь необычного дела. Особенно его заинтересовали лепестки на мёртвом теле и мольба убийцы о воскресении жертвы.

— Скажите, лейтенант, а Румянцев действительно умолял врача, обыкновенного врача, воскресить жертву, или с его стороны это были бессмысленные выкрики?

— Товарищ профессор, он умолял. Это чувствовалось по голосу.

Профессор вздохнул.

— Возвращайтесь в часть, лейтенант. А мы разберёмся. Возможно, вашего друга придётся на какое-то время попридержать. Я об этом сообщу вашему командиру.

Лейтенант Болдырев вышел, а профессор позвонил на вахту:

— Новенького ко мне. Его приём зарегистрируете позже. Я вам дам знать.

Двое охранников привели Николая и удалились по знаку начальника. Главный психиатр сразу обратил внимание на глаза вошедшего: невероятные глаза!

Разговор был долгий. Профессор задавал вопросы, выслушивал ответы. Некоторые ответы отмечал про себя, не записывая. Вместо записи рисовал чёртиков на бумаге. Среди разных направленных вопросов был такой:

— Николай, вы просили врача воскресить Машу. Помните?

— Помню.

— Вы верите в воскресение из мёртвых?

— Вообще не верю, но тогда верил.

Профессор отметил про себя: «Абстракция проходит».

— А вы следите за мной, — улыбнулся профессор.

— А вы, товарищ профессор, задаёте слишком тонкие вопросы, — ответил Николай. Разговор его утомил. Его глаза временами стали как бы запотевать дымкой. В конце концов он сорвался: — Выпустите меня. Я совершенно здоров!

Профессор спокойно сказал:

— Не могу. Если я выпущу вас отсюда, вы пойдёте под суд за своё преступление. Суд в свою очередь столкнётся с необъяснимой психологической загадкой и направит вас обратно ко мне. Вы понимаете?

— Не понимаю, — глухо сказал Николай, глаза его замутились.

Профессор отметил про себя: «Абстракция не проходит».

— Вы пытаете меня! Вы издеваетесь надо мной! — сорвался опять Николай.

Профессор вздохнул. Налил воды из графина в стакан и придвинул его к Николаю.

— Выпейте и успокойтесь.

Николай поглядел на стакан и отодвинул его в сторону.

— Я не пью. Завязал.

Профессор отметил про себя: «Ложная реакция». Вздохнул и вызвал охрану.

— Пациента в сорок девятую. Принять по форме.

Лица охранников-санитаров многозначительно вытянулись. Сорок девятая — предел, вплоть до побоев и смирительной рубашки. А форма: трусы, майка, шлёпанцы и голый топчан.

Николая увели в сорок девятую. Он расстался с верхней одеждой, лёг на голый топчан и задумался. От ужина отказался: не до того! Надо действовать! Охрана на каждом этаже, все коридоры просматриваются телеглазами. В голове гудело, но мысли работали, как часы. Надо бежать!

А главный психиатр Лигостаев задумался. Необычный случай лейтенанта Румянцева его, рационалиста, поставил в тупик. В истории тонкой психиатрии подобного случая, пожалуй, не было. Надо проверить. Его профессиональные мысли прервал телефонный звонок. Звонила его молодая жена, третья по счёту.

— Додик, твоя Мусенька скучает. Ты обещал приехать домой пораньше.

Пожилой профессор очень дорожил расположением своей молодой жены и ни в чём не отказывал, но тут упёрся.

— Мусенька, не могу. Интересный случай. Я должен над ним подумать.

— Ты должен думать только обо мне, старый хрыч! — И молодая жена бросила трубку.

«Придётся приехать пораньше», — решил профессор, перебирая бумаги на столе. Листки с чёртиками смял и швырнул в корзину. Поднялся и стал обходить больных. Мысли профессора заняла обыденка, и дело лейтенанта Румянцева было отодвинуто на завтра.