На туалетном столике стояла фотография Рагеба Дамиана, который выглядел намного лучше и привлекательней. Должно быть, это была старая фотография. Знал ли он о том, что произошло в его квартире или же он не знал об этом? Где он был сейчас?
Я прошел по другим комнатам. Гостиная, столова. Кабинет, который скорее походил на лабораторию: в углу кабинета стоял небольшой рабочий стол, а все остальное пространство занимал огромный стол, на котором была раковина, стояли спиртовки, полки для химических растворов, пробирки, перегонные кубы, современный микроскоп с увеличением более чем в десять тысяч раз и еще какой-то странный аппарат, назначение которого мне было неизвестно, возможно, это был трансформатор высокого напряжения. Под микроскопом лежало лабораторное стекло. Я посмотрел в микроскоп и увидел срез какой-то странной живой ткани, похожей на эмбриональную. Что же заставляло Рагеба Дамиана заниматься этими исследованиями в области химии, анатомии, патологии и бактериологии, ведь, как он сам мне сказал в клинике, он был инженером-электриком в радиевом центре в Каср аль-Айни. Почему же его волновало все это? Я был очень удивлен, и к этому удивлению примешивалось некоторое подозрение? Кем он был на самом деле, это человек по имени Рагеб Дамиан? Как он жил? Чем занимался? У меня было такое чувство, будто у меня самого возникла опухоль мозга.
В течение всего этого времени полицейский, стоя на четвереньках, осматривал пол комнаты и заносил какие-то цифры и заметки к себе в блокнот. Я же тщетно искал ответа на свои вопросы. Должен ли я сказать полицейскому, что Рагеб Дамиан был одним из моих пациентов и что он обращался ко мне по поводу опухоли мозга? Не нарушу ли я, таким образом, свою профессиональную тайну? Ведь то, что больной говорит своему врачу, является такой же тайной, что и тайна исповеди. Их нельзя разглашать. Я хранил молчание, оставив при себе свои размышления. Но это молчание еще более усугубляло мою тревогу.
И тогда, вглядевшись в лицо женщины, искаженное страхом, я заметил, что ее полный ужаса взгляд напоминал мне черты Рагеба Дамиана, когда тот был в коме. Их глаза имели одинаковое выражение крайнего страха, как будто их взору открылись некие ужасные, пугающие тайны потустороннего мира. Я весь дрожал, глядя в расширенные от ужаса зрачки мертвой женщины. Я прикрыл глаза руками, чтобы не видеть этого ужасного зрелища, в этот момент полицейский спросил меня:
- Вы его знали?
Я неожиданно для себя солгал:
- Вы о ком?
- О человеке, который снимал эту квартиру.
- Нет, я здесь впервые.
Полицейский взглянул на меня удивленно. Я уточнил:
- Я пришел сюда по телефонному вызову. Мой собеседник сказал мне, что он очень болен и дал этот адрес.
- Не могли бы вы описать мне его голос.
- Я точно не помню. У меня в клинике в этот момент было много народу, и шум улицы перекрывал разговор.
Я не знаю, с чего это я вдруг стал так лгать. Мне хотелось сохранить эту тайну для себя. Я считал, что то, что происходило в жизни этого человека, принадлежит только мне, что это никого больше не касается. В глубине души я чувствовал, что столкнулся в какой-то тайной, в которую не должны вмешиваться ни прокуратура, ни полиция.
Привлеченный научной атмосферой, которая царила здесь и которая так нравилась мне, я незаметно прошел в лабораторию. Я снова настроил микроскоп и еще раз посмотрел на срез ткани, который по-прежнему находился там, пытаясь получше рассмотреть его. Как я уже сказал, он походил на эмбриональную ткань, но мне не удавалось точно определить ее природу в те короткие мгновения, пока я тайком рассматривал его. Я быстрым движением взял лабораторное стекло и положил к себе в карман, полицейский ничего не заметил. Я также положил в карман небольшой красный блокнот, лежавший около микроскопа. Это была в чистом виде мелкая кража. Но как мне было побороть свое любопытство? Мое желание узнать истину, вероятно, все оправдывало в глазах моей совести. Полицейский окликнул меня из спальни:
- Здесь капля крови.
Я быстро вышел и увидел его сидевшем на ковре с лупой в руке: он рассматривал какое-то красное пятно, которое составляло не более сантиметра в диаметре. Я не захотел сказать ему, что за кровь он принимал всего лишь след от йодоглицерина, используемого для смазывания миндалин. Я предпочел оставить его в неведении, чтобы он представил себе преступление и кровь, которых не было. Я улыбнулся, заметив на туалетном столике флакон с йодоглицерином и тампон для смазывания, при помощи которого полицейский, обладающий развитым воображением, мог представить себе сотни преступлений и пятен крови.
Читать дальше