Габриэль Маркес - Недобрый час

В галерее, наполненной птичьим пением, лежала в шезлонге вдова Асис. Лицо ее покрывал платок, смоченный флоридской водой. По стуку она поняла, что это падре Анхель, однако продолжала наслаждаться коротким отдыхом, пока не услышала, как с ней здороваются. Она открыла свое лицо, на котором были видны следы бессонницы.

- Простите, падре, - сказала вдова Асис, - я не ждала вас так рано.

Падре Анхель не знал, что приглашен на обед. Немного растерянный, он извинился и сказал, что у него тоже с утра болит голова и он решил перейти площадь до жары.

- Не беда, - успокоила его вдова. - Я сказала это только потому, что очень плохо себя чувствую.

Падре вытащил из кармана истрепанный требник.

Вдова запротестовала.

- Мне уже лучше, - сказала она.

Не открывая глаз, она пошла в конец коридора и, вернувшись, очень аккуратно повесила платок на подлокотник шезлонга. Когда она села перед падре Анхелем, ему показалось, будто она помолодела на несколько лет.

- Падре, - ровным голосом сказала вдова, - мне нужна ваша помощь.

Падре Анхель сунул требник в карман.

- Я к вашим услугам.

- Речь снова идет о моем сыне, Роберте Асисе.

Роберто Асис, уехавший накануне и предупредивший, что вернется в субботу, неожиданно возвратился вчера вечером и, нарушив обещание забыть о листке, до рассвета просидел в темноте комнаты, поджидая предполагаемого любовника своей жены.

Падре Анхель ошеломленно ее выслушал.

- Для этого не было никаких оснований, - сказал он.

- Вы не знаете Асисов, падре, - ответила вдова. - Их воображение настоящая преисподняя.

- Ребека знает, что я думаю о листках, - сказал он, - но, если хотите, я могу поговорить и о Роберто Асисом.

- Ни в коем случае, - сказала вдова. - Это только подольет масла в огонь. Вот если бы вы вспомнили о листках в воскресной проповеди - это, я уверена, заставило бы Роберто задуматься.

Падре Анхель развел руками.

- Невозможно! - воскликнул он. - Это придало бы событиям важность, которой у них нет.

- Нет ничего важнее, чем предупредить преступление.

- Вы думаете, может дойти и до этого?

- Я не только думаю - я уверена, что не смогу предотвратить его.

Они сели за стол. Босая служанка принесла рис с фасолью, тушеные овощи и блюдо фрикаделек в густом коричневом соусе. Падре молча положил себе. Жгучий перец, глубокое молчание дома и растерянность, переполнявшая в этот миг его сердце, вновь перенесли падре в голую комнатушку начинающего священника в знойном полудне Макондо. Именно в такой день, пыльный и душный, он отказался отпевать самоубийцу, которого жестокосердые жители Макондо не хотели предать земле. Он расстегнул воротник сутаны.

- Хорошо, - сказал он вдове. - Постарайтесь тогда, чтобы Роберто Асис не пропустил воскресной мессы. Вдова Асис пообещала ему это.

Доктор Хиральдо с женой, никогда не спавшие после обеда, провели время сиесты за чтением рассказа Диккенса. Они были на внутренней террасе, которую отгораживала от патио решетка, - он лежал в гамаке и слушал, заложив руки за голову, а она, с книгой на коленях, сидела в кресле, и за спиной у нее в ромбах света пламенела герань. Читала она бегло и бесстрастно, не меняя при этом позы, и подняла голову только когда закончила. Она так и осталась сидеть с раскрытой книгой на коленях, в то время как ее муж умывался под краном. Духота предвещала непогоду.

- Длинный рассказ? - спросила она после молчаливого раздумья.

Точным движением, усвоенным в операционной, доктор поднял голову из-под крана.

- Называется коротким романом, - ответил он, глядясь в зеркало и намазывая волосы бриллиантином, - но я бы его назвал длинным рассказом.

И, продолжая мазать волосы, закончил:

- А критики, наверно, назвали бы коротким рассказом, только слишком растянутым.

Жена помогла ему одеться в белый полотняный костюм. Ее можно было принять за старшую сестру - по покойной преданности, с которой она ему прислуживала, но также и из-за старивших ее холодных глаз. Перед тем как выйти, доктор Хиральдо показал ей список визитов - на случай, если кому-нибудь потребуется неотложная помощь - и передвинул стрелки на часах-объявлении и комнате перед приемной: "Доктор вернется в пять".

На улице звенело от зноя, и доктор Хиральдо пошел по теневой стороне. Его не покидало предчувствие, что, несмотря на духоту, дождя к вечеру не будет. Стрекот цикад еще сильнее подчеркивал безлюдность набережной, но корову, снятую с мели, унесло течением, и исчезнувшая вонь оставила огромную пустоту.