Константин Федин: Трансвааль

— Сваакер задумал! Ты будешь немного купаться, делать себе маленький ванна. Вставай!

Аким поднялся. Сваакер толкнул его вперед, навел ему в затылок наган, и они пошли так, под недвижным навесом ивовых крон, вдоль плотины к мельнице.

Там, стоя над буковищем и командуя зажатым в кулак револьвером, Сваакер велел Акиму спуститься под обрыв, залезть в воду, стать под колесо и не сходить с места, пока не будет разрешено. Полюбовавшись на Акима, который корчился от холода и непрерывных тяжких ударов водопада, Сваакер погрозил ему и ушел на работу.

Через четверть часа камнебои вытащили обессиленного Акима из буковища жердями и дали ему переодеться…

Так весело начавшийся день омрачился печальным событием.

После обеда на Трансвааль возвратился Иван Саввич Бурмакин. Ои пришел пешком, вид его был жалок, Анна Павловна от неожиданности и состраданья лишилась чувств. Иван Саввич сразу слег, с него успели стащить только сапоги, и он лежал на постели жены грязный и встрепанный, с крошечным, лилово-серым от пыли лицом.

Сваакер шумно вошел в комнату. Он приготовил приветственную речь, напыжился, чтобы начать ее торжественно, но, взглянув тестю в глаза, выпустил из груди весь воздух и ушел.

Во дворе он обозленно гонялся за собакой, которая упрямо возвращалась к дому и, задрав морду, выла протяжно и жалобно. Но его скоро позвали в комнаты.

Иван Саввич, высоко подняв нижнюю челюсть с острым седым клинышком бородки и неловко упираясь в подушку затылком, безжизненно пробормотал:

— Поручаю вам… Вильям… свою жену… мать Надюши… дай бог… простите…

Вильям Иваныч опустился на колени в изголовье постели, сжав голову руками, и внезапно заголосил, причитая по-деревенски:

— Ми-лый ты мой те-стюш-ка, на ко-го ты…

Тогда Надежда Ивановпа быстро подошла к нему, схватила его за плечи и обернула к себе. Ои поднял голову. Его встретил чужой, давящий взгляд непривычно горевших глаз жены. Он хотел изумиться, но она просто приказала ему:

— Перестаньте ломаться. Подите воп.

Он был так поражен, что тотчас поднялся и вышел на цыпочках.

Минуту спустя приват-доцент Бурмакин был совершенно безразличен к Москве, университету, к деревне, Трансваалю, и седенький клинышек бородки казался нарочно приклеенным к его маленькому запыленному лицу…

Вильям Сваакер легко настоял, чтобы покойника похоронили на островке посредине пруда, в тени круглой ивовой кущи, похожей на погост.

— Я хочу всегда иметь могилка мой родной тестюшка перед глаза! Выходил па бережок, посмотрел, поплакал, и стал сразу немножко полегче!

Он наскоро выстроил плот, украсил его ветвями ельника, плотники вырубили громадный крест, починили лодку.

Гроб внесли на плот мужики. Вильям Сваакер накрыл его покрывалом, взял крест, и плот медленно отпихнули от берега. С гробом плыли Сваакер, толкавший илот шестом, и дьячок, который стоял впереди покойника, лицом к островку.

На лодке ехали жена и дочь Бурмакина, двое рабочих с. заступами и деревенский батюшка. На нем была малиновая риза в серебряных крестах, плисовая камилавочка. Из осторожности он придерживался за нос лодки левой рукою, стоял согнувшись и неловко помахивал кадилом, перехватив его покороче. Реденький дымок ладана нехотя тащился по воде, следом за лодкой. Приученным голоском попик заводил:

— Во блаженном успении… пода-а-аждъ… сохрани ому в-е-е…

И па плоту дьячок с Впльямом Сваакером подхватили:

— Ве-е-ечная па-а…

Перед тем как подплыть к острову, Сваакер на минуту перестал работать шестом п произнес мечтательно:

— Я видал такой печальный картина, который назывался Остров Смерть. Вот как теперь. — Он обвел рукою плавучую процессию, остров и приложил к глазам ладонь.

Крестьяне, толпившиеся на берегу, следили за похоронами с угрюмым любопытством. Они знали об истории с Акимом, и в их представлении Сваакер приобрел какую-то новую, опасную черту.

На поминках по Бурмакину, подвыпив и развеселившись, мужики пристали к хозяину:

— Нет, ты без утайки, Свёкор! Как же это выходит: в бога ты, говоришь, не веришь, а на могиле пои какой крест воткнул? Ты скажи!

— Это я делал, чтобы мой милый тестюшка но вставал из могилка! — объяснял Сваакер, грозя пальцем в сторону островка. — Я буду еще класть один большой плита, тогда будет совсем крепко!

Тут кто-то из мужиков сказал про Сваакера:

— Свят, свят, будто просвира, а поди укуси его он каменный!

Так и пошло ходить по уезду новое словцо о Вильяме Иваныче: каменная просвира…