Александр Борин - Крутые повороты

Другие ученые тоже занимаются этими вопросами, но другие не скрывают, сколько еще здесь сложных проблем, как много еще надо решить, преодолеть, создать, успеть, выполнить… А Томчук обещает все немедленно, все сразу. Доверьтесь ему — и в два счета сделает он сказку былью. Браво, Томчук, браво!

Но пройдет время, и обязательно наступит горькое похмелье.

Один профессор — это именно он был когда-то научным руководителем кандидатской диссертации Томчука, а потом официальным оппонентом его докторской, а потом прислал в издательство положительную рецензию на рукопись его книги — с тоской и изумлением недавно мне сказал:

— Поехал, понимаете, на место, посмотреть, как на практике действуют разработки Томчука, а там их, оказывается, нет. Обман?

Браво, Томчук, браво!

Постараемся подвести некоторые итоги.

Не Томчук, сам по себе, занимает нас сегодня, бог с ним, с Томчуком… Занимает этот тип, это явление (пусть редкое, исключительное, но явление).

Что же, в сущности, произошло?

Энергичный человек, активный человек, человек, умеющий выставить напоказ самого себя, всякий раз обещающий слишком легкие, немедленные результаты, лихо взбирался со ступеньки на ступеньку, сделал ошеломительную — аж дух перехватывает — научную карьеру?

Так?

Выходит, так.

Но это ведь только следствие, результат.

Гораздо существеннее другое.

Вы вспомните, еще раз вспомните: до чего же безобидно, мирно все начиналось. Чуть-чуть закрыли глаза на то, что в кандидатской работе Томчука науки было не слишком много. Человека, которого за невиданную его энергию, за редкие организаторские таланты следовало, может быть, по-царски наградить, озолотить, не знаю, медаль на грудь повесить, — человека этого милостиво назвали ученым, зовись, братец, великой, могучей науки от этого не убудет.

А ведь неправда — убудет! Пострадают и великая наука, и живые люди, которые ею честно, по праву занимаются.

Самое страшное в Томчуке — это то, что он способен быть оборотнем, сегодня милейший из милейших, обаятельнейший из обаятельнейших, завтра, если надо сотрет вас в порошок. — Я цитирую письмо одной из бывших сотрудниц Ромуальда Ивановича. — Если припомнить, сколько звучало всяких разговоров, когда мы только узнали, что руководить отделом приходит Томчук… О, слышали мы, это реформатор в лучшем понимании слова, добр, внимателен, любезен, прост в обращении, все делает вместе с сотрудниками, все умеет, все может… «Прежде всего подготовить помещение для серьезных научных исследований», — сказал нам Томчук, придя в отдел. Подъем, радость, ребята тянутся к нему, готовы под его началом работать сутки напролет. Ремонт в полном разгаре. Профессор сам размешивает краску, сам берет в руки малярную кисть… Все в отделе его любят, а он и вправду как отец родной, столько заботы о нас… У каждого теперь свой стол. Профессор сам наклеил на столы календарики и дощечки с фамилиями, утром поливает нам цветочки… Всем сотрудникам профессор раздал темы кандидатских диссертаций. Нет, что я говорю! Не раздал, а предложил самим выбирать по вкусу. Над чем хочешь, над тем и работай. Что больше нравится, то и бери. А он поможет, подскажет, он ведь все знает, вы только его слушайтесь. Вот это здорово! Какой простор для мысли! О таком руководителе можно лишь мечтать… Правда, многие волнуются, сомневаются. Как же так — все сразу? А вдруг не получится? Ведь знания, способности у всех разные. Но профессор успокаивает, улыбается, машет рукой. Кандидатская диссертация, дескать, ерунда, пара пустяков, раз плюнуть. «Через два-три года вы все у меня защититесь, я всем вам помогу. Знаете, какие у меня в Москве друзья, связи?»

И все-таки подобная легкость начинает внушать некоторое сомнение, несколько настораживает. Смущают и примерные темы диссертаций: уж больно похожи они на курсовые работы, которые мы делали в университете, самостоятельной наукой в них и не пахнет… Дальше — больше. Наши сомнения в отце-профессоре все возрастают. Вот он дает советы, как проводить исследования; и мы вдруг с изумлением обнаруживаем, что профессор не знает самых элементарных, самых азбучных вещей… Нам становится за него стыдно, мы не смеем взглянуть ему в глаза… Оказывается, профессор не может ответить по существу ни на один вопрос. Всякий раз куда-то уходит, заводит разговор, не имеющий никакого отношения к сути дела… Мы с нетерпением ждем, что профессор вот-вот закончит хозяйственные дела и займется наконец наукой. Но этого не происходит. Уже год прошел, а мы так ни разу и не услышали голос не начальника, а ученого.