Дмитрий Холендро - Ожидание - повести

Поет Лука. На вечной должности. Трезвый.

Здесь не город. До начальства далеко. А Карпов мужик такой, ему неважно, что не по правилам, ему лишь бы по-человечески.

Голубиное и правда далеко. Оно стоит будто бы у конца земли. Но дальше всех живет Харлаша.

Обрывается ряд домов и шеренга столбов, по которым бегут блескучие провода.

Испуганно ныряет вбок, к причалам, дорога.

Дальше — только ветер, гуляющий без дорог, да тропа для Харлаши. Среди рыжего типчака и седой полыни петляет она над обрывом, огибает скалу и тогда упирается в одинокую калитку.

Харлаша смотрит непонимающе. Перед распахнутой калиткой стоит грузовик с откинутым бортом. Двое крепких парней — сыночки Луки — прут через двор старухин умывальник с мраморной доской и треснувшим зеркалом. И гогочут, как жеребцы. И умолкают, и глядятся в зеркало, поставив умывальник на полдороге. Чего это им захотелось поглядеться? Харлаша спешит к ним, разъяренный, а они бегут к дому. Это они его увидели в зеркало.

Из дверей дома торчит комод. Сам Карпов и немыслимый верзила шофер Саха толкают его и не могут вытолкнуть. Застряли.

— Чугунная бандура! — ворчит рукастый Саха, обнимая комод, как девушку. — Бросить ее тут?

— А ты ее сюда ставил? — огрызается Карпов.

— Ты чего затеял, Егор? — встревоженно спрашивает старик.

Карпов медлит с ответом. Он качает бесшеей головой, бьет кулаком по комоду и смеется, как можно благодушней:

— Не успели! А все из-за него! — и опять бьет кулаком по комоду. — Скала!

Шофер Саха вытирает пот и крутит длинную, в полметра, цепочку с ключами от машины, наматывая ее на толстый палец. Карпов еще цепляется за шутку, делая вид, что не замечает, как свирепа физиономия старика.

— Принесло тебя, Харлаша! Всегда по три часа у моря сидишь…

— Ты чего затеял? — повторяет старик.

И Карпов лезет по комоду во двор на четвереньках и объясняет:

— Понимаешь, Харлампий… Никаких подарков за твою жизнь мы тебе не дарили… А дом отгрохали… Тот, что возле сельпо…

Сыновья Луки подходят к старику, а Карпов спрыгивает с комода на землю и кончает весело:

— Хотели тебя сами перевезти… Наскочил! — И тоже вытирает пот с лица, — Ну командуй!

Вон, значит, кому построили дом возле сельпо. Старик смотрит вниз. Чувство благодарности — нелегкое чувство, кажется, оно пригибает, заставляет еще ниже опустить голову, и не знаешь, что сказать…

— Заноси обратно! — с неожиданным спокойствием говорит Харлаша.

Теперь у Карпова темнеет лицо, без того тяжелое, словно выбитое из камня.

— Ты что, Харлаша?

— Ну зачем мне новый дом? — спрашивает Харлаша тихим голосом, и в этом вопросе, и в самом голосе вся его негромкая сердечность, вся ласка, на которую способен он сейчас, когда надо поблагодарить людей за добро. — Заноси…

— А ну бери!.. — срывающимся голосом кричит Карпов.

И опять они волокут несчастный умывальник к полуторке и возятся у комода. Второй раз не поленился Карпов переползти его и толкает так, что пот бежит от натуги по его глазам.

— Его тут раньше поставили, а потом уж дом построили, — смеется старик.

Но в этот самый миг Карпов сдвигает комод с места, и Харлаша, оттолкнув Саху, налегает на бабкино сокровище с другой стороны, как на якорь спасения.

Они толкают комод друг на друга.

— Все равно я тебя отсюда спихну, старый, — грозится Карпов.

— Не спихнешь.

Комод сдергивается с места и предательски съезжает с крыльца.

— Меня ж ты не увезешь насильно… — говорит старик.

— Сколько ты собираешься еще тут жить? — спрашивает Карпов, подходя к нему вплотную и глядя в самое его лицо, как незрячий.

— Пока дом стоит…

— Надо будет, и дом сломаю.

— Не сломаешь…

— Пойми ты, — говорит Карпов, — жить тебе тут нельзя… Да просто… просто тут и света нет! Ну как я тебе сюда свет проведу? Лесу нет!

— Я спать рано ложусь, — отвечает Харлаша.

Он отходит к скамейке под окном, устало и прочно садится на нее. Карпов идет за ним, шаг в шаг, и опускается рядом. Долго они работают одними большими пальцами, крутят две козьих ножки.

— Ну, не пишет тебе Витька, — с нелегкой прямотой начинает Карпов, но старик останавливает его взглядом. И они раскуривают свои цигарки. — С людьми жить будешь, Харлаша!

Ссутулясь, старик идет к полену, в котором застрял топор, берет его и начинает стучать о колоду. Слышно, как покряхтывает бревно.