Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…

Например, в ту ночь прощального чаепития, он рассказал нам о том, как женился. Он спросил:

– Хотите, я расскажу вам, как я женился?

Все оживились:

– Хотим!

И он стал долго и смешно рассказывать историю женитьбы своего друга (не называя деликатно его имени), мы все покатывались со смеху, предвкушая, что это – только вводная часть, а его собственная история будет ещё веселее.

– Вот, такая была история, – сказал он и замолчал.

– Ну, а вы-то как женились? Вы же обещали рассказать!

– Я как?… А всё очень просто: у невесты моего друга была младшая сестра… Ну, вот. Увидел её, худенькую, застенчивую… Так и женился. И с тех пор вместе. Она мне родила двух прекрасных сыновей.

Меня всегда восхищали люди, которые смогли сохранить свою первую любовь и свою единственную семью. Это, я считаю, – великий талант. Гораздо более редкий, чем талант поэтический.

Все заныли разочарованно:

– Нууу, обещали рассказать… а сами рассказали совсем о другом…

А мне понравилось, что Егор Александрович не стал распространяться о своей жене. Мне это действительно очень понравилось. Это было по-джентльменски.

Разошлись утром, когда заработало метро. На прощанье договорились непременно встретиться лет через пять. И вообще – встречаться регулярно, не забывать другу друга, писать письма.

Но… – не встретились ни разу.

Только Цараг Сергеевич как-то приехал из своего кавказского городка, ему нужны были запчасти для машины. А на всю страну в то время был только один магазин запчастей – в Москве, где-то в районе Автозаводской. Цараг Сергеевич, немолодой осетин, отец четверых детей, плохо ориентировался в Москве, он попросил проводить его в этот магазин. Пришлось нам с Антоном ехать с ним на другой конец Москвы. Антошку изумило имя Цараг Сергеевича.

– Царап Сергеевич? – переспросил он. И захохотал: – Дядя Цап-царап!

Дядя Цап-царап подарил Антоше заводного пингвина, и этот пингвин долго жил у нас и был одним из Антошиных любимцев. Уезжая, Цараг Сергеевич оставил нам на память большой самодельный нож с красивой рукояткой. И очень сильно приглашал нас с Антошей в гости. Он говорил: «Приезжайте! У меня такой сын, как Антошка. Будут вместе играть. Дорогими гостями будете! Барашка в вашу честь зарежу!»

Но нам не захотелось, чтобы в нашу честь лишали жизни невинного барашка, и мы не поехали…

И больше никогда и никого из нашего семинара я не встречала.

Переписки тоже ни с кем не возникло. Правда, пришла как-то открытка из Грозного. Один мой однокурсник, тоже с семинара Исаева, поздравлял меня с выходом моей первой книги. Он искренне радовался за меня. А я искренне удивилась: ведь до выхода книги было ещё неизвестно сколько лет! Она ещё и в плане редподготовки не стояла. Но всё равно было до смешного приятно: книга ещё не вышла, а меня уже с ней поздравляют!

Неожиданно, вскоре после защиты, встретила в метро на Маяковке Колю-драматурга с нашего курса.

– Ну, ты где? – спрашивает он.

– Пишу рецензии то тут, то там. В Литконсультации, в Детгизе. А ты?

– Чищу крыши, сбиваю сосульки. С Малого театра и с театра оперетты. Думаю, приживусь там, примелькаюсь, стану своим, потом подсуну свои пьесы главрежу оперетты. Таким вот макаром. А ты к какому клану решила примкнуть?

– Что значит: к какому клану? – не поняла я.

И мудрый Коля, сбивальщик сосулек, стал мне, немудрой, популярно растолковывать: так, мол, и так, в нашей литературе существуют два клана (и он назвал имена двух маститых поэтов, предводителей этих кланов. Один из них был, кстати, моим оппонентом на защите). И все журналы, и все газеты, и все издательства между ними давно поделены.

– Ну, так уж и поделены? – не поверила я.

– Я тебе говорю: стопроцентно! И все знают друг про друга: кто в каком клане. И когда ты приходишь в редакцию, там уже про тебя знают: с кем ты и против кого ты.

– Коль, ты, наверно, преувеличиваешь!

– Если бы! Вот о тебе как говорят?

– Девочка с улицы. Мне это уже так надоело!

– Вот! Ты – девочка с улицы, я – мужик с крыши. Это потому, что мы сами по себе. Ни там, ни тут. Ни с теми, ни с этими. Как ни противно, а надо к кому-то примыкать…

– Не дождутся!

– Тогда и ты не дождёшься.

– Чего?

– Публикаций, книг… А я – постановок моих пьес.

– У меня, вроде, рукопись лежит в «Совписе».

– И сколько уже она там лежит? Ну, вот! Три года. Может и ещё сто лет пролежать с таким же успехом! Так что ты подумай.

– А сам-то чего?