Патрик Модиано - Улица Темных Лавок

- Помните? - спросил Зонахидзе, изо всех сил сжимая мне запястье. "Алаверды"...

Он начал насвистывать мелодию, и глаза его заблестели. Я тоже вдруг растрогался. Мне казалось, я узнаю эту мелодию.

Тут к Эртеру подошел официант, подававший нам ужин, и указал в глубину зала.

Там в полумраке за столиком, подперев ладонями голову, одиноко сидела женщина в бледно-голубом платье. О чем она думала?

- Новобрачная.

- Что она тут Делает? - спросил Эртер.

- Не знаю, - ответил официант.

- Ты не спросил, может, ей что-нибудь надо?

- Нет-нет, ей ничего не надо.

- А остальным?

- Они заказали еще десять бутылок "Крюгга".

Эртер пожал плечами.

- Меня это не касается.

Зонахидзе, не обращая внимания на новобрачную и на их разговор, настойчиво повторял:

- Ну... Степа... Вы помните Степу?

Он был так возбужден, что в конце концов я ответил ему с загадочной улыбкой:

- Да-да. Немного.

Он обернулся к Эртеру и торжественно произнес:

- Он помнит Степу.

- Я так и думал.

Официант, не двигаясь, стоял возле Эртера, и вид у него был растерянный.

- Месье, мне кажется, они займут спальни... Что делать?

- Я же говорил, эта свадьба плохо кончится... Ладно, старина, пусть себе... Нас это не касается...

Новобрачная по-прежнему неподвижно сидела за столиком. Только руки скрестила.

- Интересно, чего она там сидит в одиночестве? - сказал Эртер. Впрочем, нас это совершенно не касается.

И он махнул рукой, точно отгоняя муху.

- Вернемся к нашим баранам, - сказал он. - Значит, вы подтверждаете, что знали Степу?

- Да, - вздохнул я.

- Стало быть, вы принадлежали к их компании... А отличные были ребята, черт возьми, да, Поль?

- Да уж... Но все исчезли, - подавленно произнес Зонахидзе. - Вот только вы, мсье... Я рад, что нам удалось вас... локализовать... Вы были в компании Степы... Поздравляю... Та эпоха куда лучше нашей... а главное люди были иного сорта, не то что теперь...

- Главное - мы были моложе, - усмехнулся Эртер.

- Когда, в какие годы? - спросил я с бьющимся сердцем.

- Да мы все путаемся в датах, - сказал Зонахидзе. - Во всяком случае, до потопа...

Он внезапно помрачнел.

- Бывают же совпадения... - сказал Эртер.

Он встал, подошел к невысокой стойке в углу и вернулся к нам, листая газету. Потом протянул ее мне, указывая на объявление:

"Дочь, сын, внуки, племянники и внучатые племянники, а также друзья Жорж Сашер и Степа де Джагорьев - с прискорбием извещают о кончине Мари де Резан, воспоследовавшей 25 октября, на девяносто втором году жизни.

Погребение на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа после отпевания в кладбищенской часовне 4 ноября в 16 часов.

Заупокойная служба девятого дня состоится 5 ноября в русской православной церкви: Париж, XVI округ, ул. Клод-Лоррен, 19.

Специальные уведомления рассылаться не будут."

- Так, значит, Степан жив? - спросил Зонахидзе. - Вы с ним видитесь?

- Нет, - сказал я.

- И правильно. Надо жить настоящим. Ну что, Жан, коньячку напоследок?

- Сейчас.

С этой минуты они, казалось, потеряли всякий интерес к Степе и к моему прошлому. Но это уже не имело значения. Я напал на какой-то след.

- Вы не дадите мне эту газету? - спросил я с деланным безразличием.

- Конечно, - сказал Эртер.

Мы чокнулись. Итак, от того, кем я был когда-то, остался лишь смутный силуэт в памяти двух барменов, да и то заслоненный наполовину фигурой некоего Степы де Джагорьева. А об этом Степе они ничего не слышали со времен "потопа", как выразился Зонахидзе.

- Значит, вы частный детектив? - спросил Эртер.

- Уже нет. Мой патрон ушел на покой.

- А вы? Продолжаете этим заниматься?

Не отвечая, я пожал плечами.

- Как бы то ни было, я рад с вами познакомиться. Приходите, вы всегда будете здесь желанным гостем.

Он уже встал и протягивал нам руку.

- Простите меня... Я вас выставляю, мне надо заняться бухгалтерией... А тут еще они... только оргий мне не хватало...

Он кивнул в сторону пруда.

- До свиданья, Жан.

- До свиданья, Поль.

Эртер задумчиво посмотрел на меня. И сказал, растягивая слова:

- Теперь, когда вы встали, у меня в памяти возникает совсем другой человек...

- Кто же? - спросил Зонахидзе.

- Один постоялец из отеля "Кастилия", который всегда возвращался поздно ночью... когда мы там работали...

Зонахидзе в свою очередь окинул меня взглядом.

- А что, - заметил он, - может, вы и жили когда-то в "Кастилии"...

Я растерянно улыбнулся.

Зонахидзе взял меня под руку, и мы направились к выходу. В зале стало еще темнее, чем раньше. Новобрачной в бледно-голубом платье за столиком уже не было. Когда мы вышли, с той стороны пруда до нас долетели всплески музыки и смех.