Патрик Модиано - Вилла 'Грусть'

Мы открывали стеклянную дверь веранды и ложились на диван. От него специфически пахло кожей - именно так пахли два кресла в кабинете моего отца на улице Лорда Байрона. Это было во времена его поездок в Браззавиль, во времена таинственного и призрачного Африканского Общества Предпринимателей, основанного им самим, о котором мне почти ничего не известно. Запах кожи, карта Французской Африки и Дакар с птичьего полета слишком уж много совпадений. В моем сознании дом Мейнта неразрывно связан с Африканским Обществом Предпринимателей, памятным мне с детства. Я словно снова очутился на улице Лорда Байрона, в полумраке кабинета, пахнущего кожей, где отец без конца тихо совещается с благообразными седоватыми неграми... Может быть, поэтому, когда мы с Ивонной укладывались в гостиной, я был уверен, что время навсегда остановилось.

Мы словно парили в воздухе... Двигались медленно-медленно, ходили потихоньку: шажок, еще полшажка. Ползком. Любое резкое движение могло нарушить очарование. Переговаривались шепотом. С веранды в комнату проникали сумерки, и я видел, как на лету застывают пылинки. Проезжал велосипедист - и я долго слышал, как он крутит педали. Он тоже продвигался потихоньку. Тоже парил. И все вокруг парило. Когда совсем темнело, мы все равно не зажигали света. От ближайшего фонаря на улице Жана Шарко по комнате пробегали блики, похожие на снежные хлопья. Хотелось навсегда остаться на вилле, именно в этой комнате. Вечно лежать на диване или даже на полу, куда мы ложились все чаще. Меня поражала способность Ивонны полностью расслабляться. Я сам расслаблялся, потому что любое действие внушало мне отвращение; все, что движется, проходит, меняется вызывало тревогу. Мне надоело идти по зыбучим пескам, я хотел остановиться, застыть. А она? Я думаю, она просто была ленива. Невероятно ленива.

Иногда мы растягивались на полу в коридоре и не вставали до утра. Как-то вечером мы забились в самую глубину чулана под лестницей, ведущей на второй этаж, за ворох каких-то непонятных предметов, как мне показалось, плетеных корзин. Да нет, я не шучу: мы в самом деле передвигались ползком. С разных концов дома мы ползли друг к другу в темноте. Нужно было двигаться как можно тише и медленней, чтобы застать другого врасплох.

Один раз Мейнт вернулся лишь на следующий день под вечер. Мы не стронулись с места до самого его прихода. Все лежали на полу у порога веранды. Пес растянулся на диване. Был тихий безоблачный вечер. Листья слегка колебались от ветра. Где-то вдали звучал военный марш. Время от времени велосипедист стремительно пролетал по улице. И вот опять полная тишина. Словно нам заложили уши мягчайшей ватой. Я думаю, если б Мейнт не вернулся, мы бы пролежали неподвижно целую вечность и скорее бы умерли с голоду и от жажды, чем пошевелились. Никогда после я не чувствовал такой полноты и такой расслабленности. Говорят, опиум вызывает подобные состояния. Но вряд ли.

Телефон звонил всегда после полуночи. Вернее, тоненько, едва слышно дребезжал, как в незапамятные времена. Но все равно в воздухе сгущалась тревога, а завеса между нами и внешним миром прорывалась. Ивонне не хотелось, чтобы я брал трубку. "Не подходи", - шептала она. Я ощупью пробирался по коридору, не мог найти дверь, налетал на стену. Даже переступив порог, я должен был еще вслепую нашарить аппарат. На мгновение мной овладевал дикий страх. Суровый голос на том конце провода - всегда один и тот же - пугал меня. Он звучал несколько приглушенно. Что его заглушало? Расстояние? Время? Иногда он был похож на старую магнитофонную запись. Начинал всегда с одной и той же фразы.

- Алло... вас беспокоит Анри Кюстикер. Вы меня слышите?

Я отвечал: "Да".

Пауза.

- Передайте доктору, что мы ждем его завтра ровно в двадцать один час в "Бельвю" в Женеве. Запомнили?

Я еще тише бормотал: "Да".

Он вешал трубку. Иногда он не назначал встреч, а передавал через меня информацию.

- Алло, это Анри Кюстикер... (пауза)... Скажите доктору, что прибыли майор Макс и майор Герен. Мы придем к нему завтра вечером... завтра вечером...

Я не мог собраться с духом и ответить: "Да". Не дождавшись, он бросил трубку. Каждый раз, когда мы спрашивали Мейнта, кто такой "Анри Кюстикер", он отмалчивался. И этот Анри представлялся нам страшилищем, бродившим по ночам вокруг виллы. Мы ни разу его не видели, поэтому он все чаще преследовал нас в кошмарах. Мне нравилось пугать им Ивонну: притаившись в темноте, я говорил замогильным голосом: