Сомерсет Моэм - Каталина

- Он отказался нас слушать, - сказал, уходя, один из монахов.

По губам грека пробежала улыбка.

- Ваши монахи, без сомнения, достойные люди, сеньор, но их умственные способности оставляют желать лучшего. Прошу извинить меня за то, что принимаю ваше преподобие, лежа в постели. Пытка очень ослабила меня, и я хочу сохранить силы для завтрашнего дня.

- Не будем тратить время на любезности, - резко ответил фра Бласко. Через несколько часов тебя ждет ужасная смерть. Я бы с радостью отдал десять лет жизни, чтобы спасти тебя, но улики слишком весомы. Но, если ты примешь католическую веру, я смогу облегчить твою участь, освободив от мучительной смерти в языках пламени. Тебя задушат до того, как загорится костер. Я любил тебя, Деметриос, я у тебя в долгу и смогу искупить его лишь спасением твоей бессмертной души. Эти монахи невежественны и необразованны. Я пришел сюда, чтобы предпринять последнюю попытку и убедить тебя, что ты заблуждался.

- Вы только потеряете время, сеньор. Мы могли бы использовать его с большей пользой, если поговорим, как бывало, о последних часах Сократа. Мне не разрешили взять в темницу книги, но у меня хорошая память, и я часто находил успокоение, повторяя про себя его предсмертную речь.

- Я не могу приказывать тебе, Деметриос, но умоляю выслушать меня.

- Я не вправе отказать вам, сеньор.

И инквизитор, обстоятельно и не без убедительности, пункт за пунктом, изложил основополагающие принципы, которыми церковь подкрепляла свои претензии и опровергала утверждения еретиков.

- Я бы перестал уважать себя, - ответил грек, выслушав фра Бласко, если бы из страха перед мучительной смертью притворился, что согласен с этими ошибочными, по моему мнению, положениями.

- Я и не прошу тебя об этом. Я хочу, чтобы ты всем сердцем признал мою правоту.

- "Что есть истина?" - спрашивал Понтий Пилат. Человек так же бессилен изменить свою веру, как и успокоить бушующее море, когда ревет ураган. Я благодарен вашему преподобию за вашу доброту, и, поверьте мне, я не держу на вас зла за свалившуюся на меня беду. Вы действовали по велению совести, а что еще можно требовать от человека? Я - старик, и не вижу большой разницы в том, умру ли я сейчас или годом позже. У меня к вам только одна просьба, не забывайте литературу Древней Греции. Она обогатит ваш ум и укрепит душу.

- Разве ты не страшишься гнева божьего, упорствуя в своем заблуждении?

- У бога много имен. Люди зовут его Иеговой, Зевсом, Брамой. Чем имя, данное ему вами, важнее остальных? Но среди множества приписываемых ему качеств главным, как указывал еще Сократ, хотя он и жил сотни лет назад, является справедливость. Он, несомненно, понимает, что человек верит не в то, во что должен, а в то, во что может, и я просто не могу представить, что он будет карать свои создания за проступки, в которых они не виноваты. Надеюсь, ваше преподобие не сочтет гордыней мою просьбу покинуть камеру и позволить мне провести последние оставшиеся часы наедине с собой.

- Я не могу уйти. Я обязан помочь твоей душе избежать адского огня. Скажи мне хоть одно слово, дай мне надежду на твое спасение. Хотя бы намекни, что ты раскаиваешься, и я сделаю все, чтобы облегчить твои земные страдания.

Грек иронически улыбнулся:

- Вы играете свою роль, а я - свою. Вам суждено убивать, а мне безропотно умирать.

Слезы слепили инквизитора, и он едва нашел дорогу из глубоких казематов.

Все это, отрывистым голосом, епископ рассказал монахам-секретарям. Отец Антонио старался запомнить каждое слово, чтобы на досуге записать рассказ дона Бласко в свою книгу.

- А потом я совершил ужасный проступок. Дон Балтазар лежал в постели, и я знал, что он не встанет до самого последнего момента. Я мог делать все, что сочту нужным. Мысль о том, что несчастный старик сгорит заживо, терзала меня, как дикий зверь. Его крики во время пытки все еще звенели в моих ушах. И я сказал, что, после разговора со мной, грек раскаялся и признал святую троицу. Я отдал приказ, чтобы его задушили перед сожжением, и послал палачу деньги, чтобы тот мгновенно умертвил старика.

Последнее требует короткого пояснения. Дело в том, что, затягивая или ослабляя гарроту, палач мог продлить агонию жертвы на долгие часы и, чтобы гарантировать осужденному быструю смерть, полагалось дать ему взятку.

- Я знал, что это грех. Но обезумел от горя и едва сознавал, что делаю. Это был грех, и до конца дней я буду корить себя за то, что совершил его. Я рассказал обо всем духовнику, и он наложил на меня покаяние. Выполнив его, я получил отпущение, но не могу простить самого себя, и события сегодняшнего дня - мое наказание.