Фарли Моуэт - Собака, которая не хотела быть просто собакой

Матт любил ездить в автомобиле, но это был крайне беспокойный пассажир. Ему была присуща свойственная мальчишкам и собакам уверенность в том, что когда они смотрят направо, то пропускают что-то еще более интересное слева, и наоборот. Кроме того, он никогда не мог решить, предпочитает ли он сидеть на переднем сиденье и смотреть вперед, или на откидном -- и смотреть назад. Матт выехал на переднем сиденье с мамой и папой, а мне досталось откидное. Не проехали мы и пяти миль, как мама и пес уже перессорились: оба хотели сидеть с краю, и стоило любому временно лишиться этого места, как начинались рычание, бормотание и пихание, пока он или она не добивались своего. К концу первого часа путешествия мама потеряла терпение, и Матта выставили на откидное сиденье.

От езды на откидном сиденье с ним стало твориться что-то странное, и у меня сложилась теория, что от усиленного вдыхания плотного воздушного потока, которое вызвало кислородное опьянение, у Матта произошло нарушение обмена веществ. В глазах у него появился странный блеск, и, хотя в нормальной обстановке он не был слюнявой собакой, теперь он истекал слюной. Он то и дело клал передние лапы маме на плечи и пускал слюни на нее, пока она не взрывалась и не откидывала его резким толчком в подбородок. После этого он обиженно ворчал и приноравливался пускать слюни на меня.

Но его любимая позиция, когда он действительно перенасыщался кислородом, сводилась к тому, что он понемногу высовывался за пределы одного из задних крыльев автомобиля так далеко, что в кузове оставались только его задние лапы и хвост. Он рискованно балансировал, сунув нос в самый воздушный поток, а его длинные уши трепались на ветру.

Дороги в прерии были ужасно пыльные, и нос и глаза у Матта скоро так забивало пылью, что он почти ничего не видел и не мог учуять даже запаха дохлой коровы с расстояния в двадцать шагов. Против этого он, казалось, не возражал, но, подобно неудачнику, которому в жизни уже все безразлично, он порой высовывался за борт так далеко, что терял равновесие. Тогда я вцеплялся в его хвост и только таким образом предотвращал несчастье. И все же один раз, когда моя хватка немножко ослабла, он на какой-то миг повис в воздухе, а затем грохнулся на дорогу.

Когда это случилось, мы подумали, что потеряли его навеки. К тому времени, как папа остановил машину, Матт лежал, распластавшись, посреди дороги в ста ярдах позади нас и жалобно скулил. Папа представил себе самое худшее и решил тут же избавить бедное животное от мучений. Он выпрыгнул из автомобиля и помчался в кузницу при дороге; через несколько минут он вернулся, размахивая старым револьвером кузнеца. Но он опоздал. За время его отсутствия Матт обнаружил глазевших на него из-за плетня двух телок и моментально вскочил, чтобы с лаем погоняться за ними. Хотя во время этого несчастного случая собака не получила серьезных ранений, одно небольшое последствие его падения позволило мне занять в семейной хронике определенное место, так как только я заметил и потом много раз рассказывал, как Матт от страха, так сказать, напустил огромную лужу...

Мы, трое путешественников, пользовались мотоциклетными очками для защиты от пыли. Однажды вечером папе пришло в голову, что это похоже на потакание любимчикам -- Матт должен иметь очки. В это время мы как раз въезжали в селение Элбоу, типичную для прерий деревню с немощеной главной улицей, широкой, как целый участок средней руки фермы в Онтарио. Два ряда домиков издали смотрели друг на друга фасадами, обшитыми досками. Когда мы прибыли, единственным открытым заведением в Элбоу оказался аптекарский магазин.

Папа, Матт и я вошли в магазин все вместе, и, когда из задней комнаты вышел пожилой продавец, папа попросил у него шоферские очки.

Старик долго искал и наконец принес нам три пары очков. Хотя они были сконструированы на заре автомобильной эры, их можно было носить, и папа стал примерять очки Матту.

Случайно во время этой процедуры, оторвав глаза от пса, я поймал взгляд продавца. Он был ошеломлен. Его бритое лицо вытянулось, как мокрая замша, а пожелтевшие от табака остатки зубов, казалось, готовы были выпасть из опустившейся нижней челюсти.

Папа не заметил всего этого, но его ждала еще более внушительная сцена, когда он поднялся, протягивая вторую пару очков.

-- Эти подойдут. Сколько я вам должен? -- спросил он и, внезапно вспомнив, что перед отъездом из Саскатуна забыл упаковать свой бритвенный прибор, добавил: -- Да, еще нужны кисточка для бритья, мыло и безопасная бритва.