Харуки Мураками: Тони Такия

Харуки Мураками

ТОНИ ТАКИЯ

Перевод Андрея Замилова

Настоящее имя Тони Такия... действительно - Тони Такия.

Это имя (разумеется, в документах записанное, как Такия Тони), строгие черты лица и вьющиеся волосы с детства давали окружающим повод считать его полукровкой. После войны по свету подрастало немало детей с кровью американских солдат. Но на самом деле его отец и мать были чистокровными японцами. Отец - Такия Сёсабуро - еще в довоенную пору слыл довольно известным тромбонистом. За четыре года до начала Тихоокеанской войны связался с некой женщиной, из-за которой пришлось покинуть Токио. Прихватив с собой только инструмент, он подался в Китай. В то время переправиться из Нагасаки в Шанхай можно было всего за один день. Покидая Токио и Японию, он ни о чем и ни о ком не жалел. К тому же, его характеру вполне подходила творческая атмосфера Шанхая тех лет. Стоя утром на палубе парохода, заходившего в устье Янцзы, любуясь панорамой сверкавшего в утренних лучах города, Такия Сёсабуро без памяти влюбился в этот город, блеск которого казался ему знамением чего-то светлого. Отцу в ту пору шел двадцать второй год.

Так вышло, что все военные катаклизмы - от вторжения в Китай до нападения на Пёрл-Харбор и атомной бомбардировки - он пережил, беззаботно играя на тромбоне в одном из ночных клубов Шанхая. Война шла за пределами его мира. Иными словами, Такия Сёсабуро был человеком, чьи мысли и интересы витали вдали от исторических событий. У него не было других желаний только есть три раза в день, играть на тромбоне в свое удовольствие. И чтобы вокруг было побольше женщин.

Он многим нравился - молодой симпатичный виртуоз. Куда бы ни шел, везде выделялся, как ворон на белом снегу. Он переспал с несчетным количеством женщин: японок и китаянок, русских белоэмигранток, проституток и замужних матрон, красавиц и дурнушек. В общем, спал с кем попало. В конце концов, мягкий тембр тромбона и размер деятельного пениса сделали его в Шанхае той поры личностью известной.

Еще он, - правда, сам того не сознавая, - обладал талантом заводить "полезные связи" и был на короткой ноге с верховными военными чинами, китайскими толстосумами и другими видными особами, что неведомыми способами высасывали из войны огромные прибыли. У многих под полой пиджака скрывался пистолет, и они оглядывались по сторонам, выходя на улицу. Такия Сёсабуро был близок им по духу. Они, в свою очередь, баловали его, а если у него возникали проблемы, всегда и во всем шли навстречу. В ту пору жизнь для Такия Сёсабуро казалась воистину легким занятием.

Однако даже такие способности иногда выходят боком. После войны он попал в поле зрения Народно-освободительной армии Китая "за связи с подозрительными личностями" и долго просидел в тюрьме. Почти всех брошенных вместе с ним за решетку знакомых казнили без суда и следствия. Выводили на тюремный двор и просто расстреливали из автоматов. Казнь всегда начиналась в два часа дня - в это время из тюремного двора доносился треск автоматных очередей.

В жизни Такия Сёсабуро настал критический момент - он оказался на волосок от смерти. Умирать было не страшно: выстрел в голову - и конец. Всего одно мгновение мучений. "Я пожил в свое удовольствие, - размышлял он, - вкусно ел, не горевал. Женщин у меня было немеряно. Что еще можно требовать от жизни? Пусть и расстреляют - мне грех жаловаться на судьбу. В этой войне уже погибло несколько миллионов японцев. Многие из них - куда более жуткой смертью". С готовностью к любому исходу он проводил время в одиночке, неспешно насвистывая мелодии. День за днем, разглядывая сквозь решетку проплывавшие мимо облака, вспоминал он лица и тела женщин, с которыми когда-то спал. И все же Такия Сёсабуро повезло: он оказался одним из двух счастливчиков-японцев, которые вышли из тюрьмы живыми и вернулись на родину.

Исхудалый, он в чем был в том и ступил весной 1946 года на японскую землю. А когда приехал домой, узнал, что дом сгорел от пожара годом раньше, во время мартовского налета на Токио. Тогда же погибли и родители. Единственный старший брат пропал без вести на фронте в Бирме. И Такия Сёсабуро остался один в этом огромном мире. Но он не горевал, хотя, конечно, было горько. Однако любой странник в этом мире рано или поздно остается один. Ему всего тридцать, а это не тот возраст, когда следует винить окружающих за собственное одиночество. Он лишь ощутил свой возраст и ничего больше. Никаких других эмоций.