Роберт Музиль - Прижизненное наследие

Но что тогда будет?

Не получим ли мы вместо Эдипа - Ореста? Или же психоанализ должен будет отказаться от своего благословенного воздействия?

III. ИСТОРИИ БЕЗ ИСТОРИЙ

Geschichten, die keine sind

ВЕЛИКАН АГОАГ

Перевод А. Вознесенского

Когда герой этого маленького повествования - а он и в самом деле заслужил, чтобы его так называли, - закатывал рукава, на свет Божий являлись две руки, тонкие и нежные, как бой часов в гостиной. И женщины тепло отзывались о его образованности, но "ходили" с другими, о которых отзывались не так тепло. Лишь однажды некая пышная красавица ко всеобщему удивлению удостоила его большего внимания: ей доставляло удовольствие бросать на него нежные взоры, пожимая при этом плечами. И после недолгой заминки с выбором ласкового прозвища, что обычно бывает в начале всякого романа, красавица назвала его "мой бельчонок".

Вследствие этого в газетах он читал исключительно спортивные новости, причем с особым усердием - в той их части, где речь шла о боксе, и в особенности - о спортсменах-тяжеловесах.

Жизнь его не была счастливой, однако поисков путей к физическому совершенству он не оставлял. Так как денег для того, чтобы вступить в какое-нибудь атлетическое общество, ему не хватало, а также потому, что, по новейшим воззрениям, спортивный успех не зависел больше от презренных физических данных, а был триумфом морали и духа, совершенства этого он искал в одиночку. Уединившись в своей комнате, где его никто не видел, он закидывал правую руку за спину и старался дотянуться до предметов, расположенных от него слева, или наоборот. Когда он одевался, мысль его напряженно работала над тем, чтобы сделать это занятие возможно более утомительным. А поскольку каждый мускул у человека имеет свою пару, то если один разгибается, другой - сгибается, и наоборот: когда первый сокращается, последний растягивается, поэтому при всяком движении ему удавалось создавать себе невообразимые трудности. Можно даже сказать, что в течение всего дня он как бы состоял из двух совершенно разных людей, которые непрестанно боролись друг с другом. Когда же вечером, на исходе прожитого со всей возможной пользой дня, он устраивался на отдых, то перед сном собирал остаток сил и еще раз напрягал все мышцы, над которыми еще имел власть; как кусочек мяса в когтях хищной птицы, до тех пор, пока усталость не брала верх, мертвая хватка не разжималась, и только тогда он, как в пропасть, проваливался в сон. Само собой разумеется, что при таком образе жизни он просто не мог не стать несокрушимо сильным. Однако, прежде чем это случилось, он ввязался в уличную ссору и был изрядно поколочен какой-то жирной человекообразной тушей.

В этом позорном бою душа его была сильно уязвлена, жизнь его приняла совсем другой оборот, и долгое время оставалось под вопросом, сможет ли он вообще жить безо всякой надежды. Спас его тогда автобус. Случайно он оказался свидетелем того, как огромная рычащая машина переехала атлетически сложенного молодого человека, и этот несчастный случай, столь трагичный для самой жертвы, сделался для нашего героя началом новой жизни.

Атлет был, так сказать, отсечен от жизни, подобно тому, как с доски снимают стружку или с яблока срезают кожуру; автобус же, неприятно удивленный, лишь неловко отъехал в сторону, остановился и пялился во все свои глаза. Зрелище было печальное, но наш герой сразу почувствовал свой шанс и вскарабкался в чрево победителя.

Так это случилось, так это и осталось с тех пор навсегда: за пятнадцать пфеннигов он получал право в любое время, когда ему было угодно, залезать в нутро исполина, перед которым всем спортсменам приходилось отпрыгивать в сторону. Исполина звали АГОАГ. Весьма вероятно, что означало это Автобус Городского Общества Атлетической Гимнастики; ибо сегодня даже тот, кто верит в свое чудо, не вправе вполне отказываться от трезвого взгляда на вещи. Итак, наш герой сидел в верхнем салоне автобуса; он был теперь так велик, что совсем перестал различать карликов, суетящихся внизу на улице. Казалось невероятным, чтобы ему вообще было о чем с ними разговаривать. Когда карлики испуганно отпрыгивали в сторону, это радовало нашего героя. Переходили ли они через проезжую часть, он бросался на них, как кот на воробьев. На крыши элегантных авто, которые пугали его прежде своей важностью, он глядел теперь, ощущая собственную сокрушительную силу, - так человек с ножом в руке смотрит на разгуливающих по двору куриц. Кстати сказать, ему вовсе не требовалось при этом богатое воображение, достаточно было одного здравого смысла. Ведь если правду говорят, что человека делает его платье, то чем хуже в таком случае автобус? Чудовищная сила, которой располагает человек, часто существует вне его, подобно латам, что он надевает на себя, или винтовке, которую вешают за спину; и если рыцарской доблести не мешает надежная броня, то чем помешает ей автобус? Или взять, скажем, героев из всемирной истории: разве не было слабое, изнеженное удобствами тело их ахиллесовой пятой, разве не заключался секрет их непобедимости в аппарате власти, которым они умели окружить себя? А как быть, думал наш герой, вырастая в собственных глазах, со всеми теми вассалами спорта, вместо придворных окружающими королей бокса, бега и плавания - начиная с менеджера и тренера до самого последнего рабочего, который уносит окровавленные ведра или накидывает халат на плечи спортсмена? Собственной ли силе они обязаны своим положением или только лучам чужой?.. Несчастный случай, как видно, сильно вдохновил нашего героя.