Фернандо Намора - Живущие в подполье

- Здесь не хватает гостиницы, большой гостиницы, как на французской Ривьере, - заключил Марио, желавший, казалось, загладить выходку жены своей немного искусственной общительностью.

Мысли Васко были уже далеко. Разморенный мерным покачиванием катера, он читал, клюя носом, заголовок: "Семья, лишенная крова" - и первый абзац: "Вчера мы наблюдали прискорбную картину, тем более неприятную, что события происходили вблизи от одного из главных вокзалов, куда прибывают иностранные туристы" ("большая гостиница, как на французской Ривьере"), потом отбросил газету, запрокинул голову, подставив лицо жаркому, ослепительному солнцу.

Слова, жесты, звуки вновь всплыли в его памяти. Почему разозлилась Жасинта, когда Марио ни с того ни с сего махнул рукой свите промышленника? Почему он сначала с таким рвением приветствовал аристократов, а затем пытался сгладить неприятное впечатление от слов, произнесенных в сердцах Жасинтой? Сара, конечно, знала. К ложу этой капризной богини стекались все светские новости. Сара, богиня, конечно, знала. А может быть, лишь догадывалась, в чем дело. Старая скандальная история с Жасинтой - вероятно, их у нее было немало, и те, другие, об этом знали - или промышленник закрыл перед ними двери своего дома, считая пх недостойными высшего общества? Был ли катер с мотором в пятьдесят лошадиных сил достаточно веским доводом, чтобы вновь допустить их в круг избранных? Не означал ли жест Марио, когда он победоносно и отчаянно махал всем и никому в отдельности, мольбу изгнанного вассала о прощении? Почему для них было так важно принадлежать к окружению этой самодовольной Аны Паулы, "жерди", "разряженного скелета", но и супруги сюзерена, который укротил дикую природу, как бы в насмешку над ней расставив на плато цветущие гортензии и белые столики, сервированные высокомерной прислугой, как укрощал банкиров, адвокатов и политиков - пешек на своей шахматной доске. С помощью жены господин промышленник покупал совесть тех, кто становился ему поперек дороги, и потому она тоже всех презирала, деля поровну с мужем королевскую власть в своих владениях. Какие только жертвы не приносили люди вроде Марио и Жасинты, на какие уловки, какое самоотвержение и бесчестие они не шли, лишь бы их видели в свите этого властелина, лишь бы допустили сидеть за его столом, лишь бы ежегодно включали в список приглашенных в летнюю резиденцию в Рибатежо! Борьба за место в иерархии богатства, происхождения или внешнего лоска, иерархии тех, кто не живет в мире людей, была беспощадно жестокой. Но как бы дорого она ни обходилась, за ценой не стояли. Васко вспомнил, как одна дама, получившая в наследство картинную галерею и повсюду хваставшая этим, на глазах у всего Шиадо разразилась истерическими воплями, узнав от лакея, бегавшего за ней по всем кондитерским, роковое известие: портниха не обещала приготовить к сроку платье, в котором дама должна была появиться во дворце, где сливки общества собирались чествовать остановившуюся там на ночь английскую королеву. Ее волнение было так сильно, что дама, до получения наследства незначительная буржуазка из предместья, помочилась на улице, в центре Лиссабона, прямо на кофейные кусты, злополучный подарок Бразилии. Один из ее прихлебателей, художник, обычно занимающий за столом место с краю, решил воспользоваться случаем и утешить ее: "Это досадное недоразумение, сеньора, но я хочу, чтобы вы знали сегодня же, что моя следующая фреска будет посвящена вам". Как он был наивен, бедняга художник! Неужели он полагал, что его фреска стоит целования королевской руки?

Как важно было для них жить вдали от мира людей! А он, Васко, и она, Мария Кристина, почему они оказались на прогулочном катере этим сентябрьским днем, будто бы ясным, но предвещавшим бурю, в море, где плавают яхты и плоты аристократов? В чьем мире они живут, в мире людей (например, в твоем, Шико Моура, в твоем, Олинда) или в ином мире? Наверное, ни в одном из них. Они предали и тот и другой мир, предали самих себя.

Вдруг небо затянуло облаками. Ветер пригнал огромную тучу, по воде пошла рябь, вздулись беспокойные волны. Море забурлило, сделалось темным от поднявшегося со дна ила. Тенты на пляже хлопали, точно поставленные паруса. Малафайя задорно воскликнул:

- Ну, посмотрим, кто теперь станет издеваться над моим свитером!

Сложив газету, Васко украдкой покосился на Марию Кристину, которая о чем-то задумалась. Никто из компании не возражал, когда катер изменил курс и направился к причалу на другом конце бухты, который едва можно было различить вдали. Рыбачий баркас, возвращавшийся в порт, трижды зловеще прогудел, над ним кружилась ненасытная чайка. Марио молча нахлестывал своего жеребца, но первая прогулка на нем не принесла ему ни радости, ни уверенности. Всех охватило какое-то нервное напряжение.