Игорь Оськин - И всюду страсти роковые

В вопросе о крестьянстве шла манипуляция по рецептам Грамши. Жить по Западу – это, во-первых, вытягивать продовольствие из слаборазвитых стран путем неравноценного обмена. Россия опоздала, все разобрано.

Во-вторых, дотировать свое сельское хозяйство так, как на Западе. Уровень поддержки сельского хозяйства: в странах Евросоюза – 300 долларов на гектар, в США – 324, в России – 10 долларов.

Далее: создать такую же инфраструктуру. В США на одного крестьянина работают в 15 раз больше людей, чем в России: производство машин, удобрений, транспортировка, хранение, переработка и т. д. Развитая инфраструктура! При ее отсутствии хоть разгони все колхозы и преврати их в фермеров – лучше не станет.

Зато появилась другая инфраструктура: в буханке хлеба десять процентов идет крестьянам за зерно. Еще десять процентов на выпечку, остальные восемьдесят – посредникам.

Дорог в России на единицу площади в 20 раз меньше, чем в США, а строят их теперь в 40 раз меньше чем в советское время.

Тракторов в три раза меньше (на единицу пашни), чем на Западе. Ельцинисты увидели, что США производят тракторов намного меньше, чем Россия. И сократили тракторное производство. «Не заметили», что США производство тракторов перенесли в Мексику.

Земля русская обширна. И холодна. Но и обильна, богата лесом, углем, нефтью, газом. За счет природных ресурсов компенсировались затраты на перевозки и топливо: как при царе, так потом и при советском строе.

Теперь эта связка разорвана. Рост цен на топливо и технику для сельского хозяйства в шесть раз превысил рост цен на продовольствие.

Очень популярен миф о колбасе: раньше, потому что была в дефиците, теперь, потому что помнят ее цену по два двадцать. «Пустой, наивный миф кухонной интеллигенции» – показал В.Захарьин. 11

Теперь благодаря новым технологиям изготовляется колбаса без мяса.

С 1990 года Колесов восхищался первым фермером в дедовской деревне – Сметанниковым. Фермер договорился с директором совхоза о продаже по дешевке изношенных тракторов и машин, которые он, механизатор, сам отремонтировал. Занялся картошкой по голландской технологии. В этом ему помог район – в порядке выполнения указов по развитию фермерства. Совхоз дал землю. Дело пошло успешно, добавили земли. Работали отец, два сына, невестки, на посадку и уборку нанимали соседей. «Вот они, зримые результаты реформы!» – думал Колесов, проходя мимо огромного поля, кормившего раньше полдеревни.

Еще один фермер занялся молоком – 13 коров, доильный агрегат, грузовик. А третий стал последним. Землю ему дали, но за трактор заломили неподъемную цену. Крестьянская ассоциация давала кредит, но под жуткий процент. Корячился уже несколько лет, бросил …

Естественное подозрение: хоть Сметанниковы и молодцы, настоящие русские крестьяне, но не оказались ли они образцово-показательным хозяйством, отчетной галочкой района?

В дедовой деревне из 100 дворов теперь 96 – дачники.

— Слушай, Леня, — говорит он другу, — в этом году высокий урожай зерновых. Кто его обеспечил?

— Фермеры, конечно.

— Они дали 7 процентов!

Не воспринимает, он голосует за правых.

Оказывается, вся кампания по сплошной фермеризации опиралась на откровенный миф. В США много мелких семейных ферм, но их доля в производстве продовольствия — 12 процентов (?!). Остальное – крупные фермерские хозяйства с наемными работниками, по существу то же самое, что колхозы и совхозы.

В суровых условиях России главное – выжить, а выжить можно не в одиночку, а вместе, в общине или колхозе.

Итог реформ – продовольственная катастрофа: закупка импортного продовольствия и развал своего сельского хозяйства.

На среднюю зарплату теперь можно купить в четыре раза меньше пищи, чем в 1985 году. Изобилие на прилавках и дефицит потребления.

Результаты ельцинских реформ в экономикевпечатляющие: производство сократилось более чем вдвое – кризис, невиданный в мировой истории в мирное время.

Объявленный ельцинистами тектонический сдвиг от тяжелой к легкой промышленности был перевыполнен: инвестиции в тяжелую промышленность и энергетику практически полностью исчезли, но до легкой не дошли. Поэтому спад продолжался.

На кладбище приватизации погребены заводы и цеха легкой промышленности. Исчез «Скороход», обувной маяк страны, на котором он отсидел четыре года. Теперь здесь бизнес-центры и торговая ярмарка. Ликуют итальянские и турецкие обувщики, теперь их русские кормят.