Игорь Оськин - И всюду страсти роковые

— Нет никаких правовых оснований для ареста, это нарушение закона, вы сами себя подставляете.

— У меня самое крепкое основание – заявление трудового коллектива. Плюс указание районного прокурора, — Штурский похлопал по папке с делом.

Колесов немного завелся:

— При чем тут трудовой коллектив? Две группировки борются за передел собственности, а мы с вами и с трудовым коллективом пешки в этой схватке.

За спиной следователя висел плакатик: «Отсутствие у вас судимости не есть ваше достоинство, это просто наша недоработка». Колесов заучил, чтобы потом записать.

Уехали. Без задержания. На обратной дороге не стал напоминать по поводу связей в районе, из уважения к адвокату. Наверно, просто очередная нелепость. Вспомнилось, что когда-то Андреев говорил о своих связях в одноименном районе Питера. Значит, что-то перепутали.

Нур был у Штурского ранее, через неделю должен быть у него снова. Позвонил адвокат:

— Обстановка усложняется, похоже на то, что они на всё положили, прут напролом. Вам нужно побыть какое-то время у родственников или у знакомых. Свяжитесь с Балуевым, он подскажет, что нужно делать.

Он уехал на дачу. Звонил по мобильному телефону Балуеву, тот повторил слова адвоката, попросил быть на связи. Днем позвонил адвокат:

— Вам необходимо немедленно изолироваться у кого-нибудь, а Балуев организует вам временное проживание вне города, где-нибудь в области.

— Хорошо. А где Нур?

— Нур задержан.

У Колесова все оборвалось внутри (литературный образ). От неожиданности он не смог продолжить разговор, узнать подробности. Через полчаса уже ехал в город к своей тете.

Позднее выяснилось, что Нур поехал к Штурскому один, без адвоката, был арестован (задержан – в их юридических крючках запутаться можно). Девять дней он просидел в местном изоляторе, затем был переведен в Кресты. Обращение в суд – выпустить под подписку о невыезде – успеха не имело. В Крестах он провел месяц.

Пять суток пробыл у тети, созванивался с Балуевым по мобильнику. На шестой день водитель Балуева подъехал к условленному месту, отвез его в пансионат завода оптических приборов. На полпути – Разлив, где вождь скрывался от ищеек Временного правительства. С тех пор условия улучшились. У вождя был шалаш, у него – двухкомнатный люкс. Соответственно, у вождя удобства во дворе, у него туалет и душ в номере. Связь: курьеры – телефон. Партнер: у вождя Радомысльский – у него жена. Развлечения: газеты – телевизор. У него даже было пианино, около входной двери, на него удобно класть ключи.

Жена приехала на второй день. Накануне он по правилам конспирации сообщил адрес пансионата тете, чтобы она позвонила дочери, а та подошла бы к жене. Перед выездом жена позвонила с ихнего домашнего телефона на его мобильный – уточняла маршрут.

Через час на мобильнике появилось записанное сообщение:

— К вам обращается следователь Штурский, прошу позвонить мне по телефону такому-то.

Колесов заметался в панике по территории пансионата – значит, домашний телефон поставили на прослушивание, засекли номер его мобильника. И что еще? В конце концов, решился: лучше ужасное известие, чем ужас неизвестности.

Через час позвонил Штурскому.

— Надо переговорить, уточнить кое-что, — сказал он, — вы где сейчас находитесь?

— Да я тут приболел, в санатории лечусь, у меня бюллетень.

— Ну, больного я допрашивать не буду, а где вы находитесь?

— В области, в одном таком санатории.

Еще пару раз перекинулись этими фразами.

— Ну ладно, когда выздоровеете, сообщите.

Колесов немного успокоился: «где я, он не знает». В телефонных переговорах Балуев и адвокат говорили о том, что добиваются передачи уголовного дела из района в Питер.

На Моторном заводе на нем висело подписание финансовых документов, поэтому через пять дней поехал в город. Опять же, соблюдая конспирацию, назначил встречу на Финляндском вокзале у ленинского паровоза, обратно в пансионат его привез товарищ по работе Игорь, младший брат Бондарева.

Десять дней провел в пансионате, загорал, купался в озере. На природе очень хорошо поразмышлять о вечности, о бренности, о смысле жизни и смерти. Хотя говорится – от сумы да от тюрьмы не зарекайся, журналисты – борцы за права человека – на телеэкране нарисовали односторонний образ тюрьмы – узкая камера с тесными рядами двухэтажных коек, параша, изможденные лица, и, самое главное, устное дополнение журналиста – нечем дышать. «Мне бы там хватило одного дня…»