Игорь Оськин: Блажен, кто смолоду был молод

Дед по отцовской линии – рабочий, прораб-строитель. Он оставил замечательные памятники себе и своим потомкам: дороги в Ленинградской области – Киевское, Таллинское и другие шоссе. Строил дороги и кормил семерых детей. Был предприимчив: выписывал рабочим сверх нормы прибавку к зарплате, которую брал себе и немного давал рабочим. Почему-то был неверующим. Играл с детьми в лапту, учил их жить правильно и особенно предостерегал от зависти:

— Никогда никому не завидуйте, если у вас нет того, что есть у других, то вы сами в этом виноваты.

Отец внука тоже не был ленив. Внук унаследовал предприимчивость, в том числе насчет зарплаты.

Крестили его в Ленинграде в церкви Бориса и Глеба на Калашниковской набережной. В церковь пошли старшая сестра (кока) и крестный – жених младшей сестры Валентины. Им наказали назвать младенца Игорем. Жених предложил назвать Валентином – в честь своей невесты. Тихая тетя не возражала. Младенцу имя не понравилось. В деревне пацан спросил:

— Тебя как зовут?

Он ответил. Пацан сплюнул:

— Не ври, это бабское имя.

Зато судьба порадовала отчеством. Дед Иван был в командировке, когда родился очередной сын. Он дал телеграмму: «Назовите как угодно, только не Иваном». Получилось как всегда. То ли почта напутала, то ли телеграмму не так прочитали. Назвали Иваном. Самое почетное русское звание: Иван Иванович. А его сын всю жизнь гордится своим отчеством.

Счастливая пора.Жизнь во младенчестве была очень радостной. Он стал первым внуком двух семей в составе семнадцати живых родственников. Младенца любили, ласкали и даже щипали – поочередно в обеих семьях.

Мальчик родился в Ленинграде, когда мать жила там у старшей сестры. Сестра первой покинула деревню, была няней в богатой семье, потом прядильщицей на комбинате имени Кирова. Комбинат дал ей комнату (по правилам советского строя). Жилье страшненькое: пещерная лестница, кухня вместе с коридором без окон, комната полутемная, но зато большая – 28 метров.

Мать тоже работала на комбинате. Сын – в яслях, в детском садике. Был лицом без определенного места жительства (бомжом). Жил с мамой попеременно у сестры, в деревнях у деда Ивана или у деда Тимофея. В маминой деревне летом стоял с кружкой у дверей хлева, пока бабушка доила корову, и пил парное молоко. Был здоровенький и плотненький.

Мальчику очень нравились ясли и садик. Дружные дети, заботливые тети, пригорелые молочные каши. Вообще младенец жил сладкой жизнью. Из черной тарелки репродуктора неслось:

Спи мой сыночек, мой птенчик пригожий

Баюшки-баю баю,

Пусть никакая беда не тревожит

Детскую душу твою.

Первый родительский дом – узкую десятиметровую комнату в Ораниенбауме – родители получили по тому же закону советского социализма: жилье от предприятия, от морского порта. Зажили спокойно: мама – счетовод в порту, папа – снабженец на автобазе.

Двухэтажный деревянный дом стоит на возвышении, из окна – вид на залив и Кронштадт. Счастливое время, любимые мама и папа. Солнце, море, патефон: «Брызги шампанского» под гавайскую гитару. «Надо мною небо синий шелк, никогда не было так хорошо!».

А дома репродуктор ласково убаюкивает:

Во дворе веселые игры с ребятами, рядом парк, зимой катание с горы.

Летом – в деревне. Жизнь привольная: игры в прятки, казаки-разбойники, лапту, футбол, городки. Езда на колхозных лошадях. Купанье. В лес – по ягоды, по грибы.

Подружился с девочкой, тезкой, ровесницей. В беседке у ее дома играли в семью: готовили пищу, убирались, ложились спать. [2]

Не повезло отцу: работая снабженцем на автобазе, он продал железо. Железо оказалось левым, сел на полтора года.

— По ошибке сел, — так говорили сыну в детстве.

— Заработать хотел, — позднее сказала мать.

Очевидно, счастливая пора детства длится до определенного года, потому что даже война не прекратила ее. Опять-таки мальчику повезло: Ораниенбаум оказался в двойной блокаде, но на его пятачке в полсотни километров вдоль залива остались деревни. Повезло и с родными – у них крестьянские навыки. В сентябре они выехали на грузовиках на колхозное поле собрать остатки картофеля. Появились немецкие бомбардировщики. В ясную солнечную погоду с них отчетливо были видны два десятка мирных людей на огороде. Но они стали бомбить. Мальчик забрался под машину, не испугался, а удивился: зачем немцам эта бесполезная затея? Очевидно, сбросили абы куда, тем более здесь зениток не было.