Фрэнк О'Коннор - Часовой

- Какое у тебя желание?! - завопил он, сбрасывая Сутану. - Это меня ты сдашь в полицию? Да я десяток таких мозгляков об колено переломлю. Ах ты, окаянный ворюга английский, давай скидывай рубаху!

- Не могу я! - в панике пролепетал часовой, - Почему?

- Я на посту. И вы это знаете"

- На посту! Ты просто струсил.

- Не струсил я. Я где хотите с вами встречусь, в любое время, и уж так заеду по вашей толстой роже - зубы из затылка вылетят!

- Тогда скидывай рубаху сейчас и дерись, как мужчина!

Тут священник дал часовому такого тычка, что тот отлетел к стенке.

- Ну, будешь теперь драться, английский трус паршивый?

- Не могу я драться, вы же знаете! - задыхаясь, прохрипел часовой, заслоняясь поднятыми руками. - Не будь я на посту, я бы вам живо показал, трус я или нет. Вот вы и есть трус, паршивый ирландский хулиган!

Я на посту, и вы это знаете. Я не могу защищаться, и вы это знаете! Вы и петушитесь потому, что вы в выгодном положении, подлый драчливый ублюдок!

Что-то в голосе часового удержало священника. Часовой был буквально в истерике. Отец Мак-Энерни не мог ударить его, пока тот был в таком состоянии.

- Тогда убирайся отсюда, черт тебя подери! - в бешенстве заорал отец Мак-Энерни.

Часовой бросил на него смертоубийственный взгляд и, подобрав винтовку, поплелся по дороге к лагерным воротам. Отец Мак-Энерни долго смотрел ему вслед. Он весь кипел. Он жаждал драки, и, если бы часовой дал ему сдачи, он бы из него лепешку сделал. Все Мак-Энерни были такие. Отец его, самый мирный человек в графстве Клэр, дрался, как зверь, если дать ему повод.

Священник пошел в дом, но был так взбудоражен, что никак не мог успокоиться. Он уселся в большое кожаное кресло, весь клокоча от неутоленной ярости.

"Слишком уж я мягкосердечный, - думал он огорченно. - Слишком мягкосердечный. Один-то раз представился случай и то я его упустил. Теперь всем станет известно, что из меня можно веревки вить. Нечего больше и пытаться разводить огород. Теперь лучше вообще вернуться домой, в Ирландию. Эта страна не для людей".

Наконец он подошел к телефону и позвонил сестре Маргарет. Та взяла трубку, голос ее дрожал от жадного любопытства.

- Ну что, отец мой, поймали вы их?

- да, - ответил он тусклым голосом, - во всяком случае, одного. Часового.

- И что вы с ним сделали?

- Дал ему тумака, - тем же тоном отозвался он.

- Ох, попался бы он мне, я бы его убила! - с разочарованием воскликнула она.

- Я бы тоже, да он не пожелал драться, - мрачно проговорил отец Мак-Энерни. - Ежели меня на днях застрелят из кустов, вы будете знать, кто это сделал.

- Нет, все-таки как это похоже на англичан! - с отвращением произнесла она истерическим голосом. - Все уши прожужжали про их храбрость, а стоит кому-то не спасовать перед ними, так, пожалуйста, - отказываются драться.

- Правильно, - подтвердил отец Мак-Энерни, разумея обратное, и повесил трубку. Ему пришло в голову, что на сей раз они с сестрой Маргарет думают одинаково, но сестра-то Маргарет совсем рехнулась. Собственное поведение вдруг предстало ему в настоящем свете. Он вел себя отвратительно. После всех своих речей о спасении ближнего он обидел человека, оскорбил его национальное чувство, ударил его, когда тот не имел права ответить ему тем же, и, таким образом, отец Мак-Энерни мог его покалечить. И все это из-за нескольких луковиц ценой в шесть пенсов! Хорошенькое поведение для священника! Отличный пример для лиц некатолического вероисповедания! Интересно, что скажет епископ, если услышит про это.

Отец Мак-Энерни снова уселся в кресло и сгорбился в унынии. Его чудовищная вспыльчивость опять подвела его. Так и знай: не сегодня-завтра он попадет из-за нее в настоящую беду. И ведь ничего нельзя исправить.

Нельзя даже пойти в лагерь и извиниться перед солдатом, потому что тогда он навлечет на беднягу новые неприятности. Он дал себе клятву извиниться, если случайно его встретит. Это немножко успокоило его совесть, а когда на следующее утро он отслужил обедню, ему и вовсе полегчало. Утренняя поездка на велосипеде по холмам всегда доставляла ему удовольствие, перед ним открывался вид на деревушку, на красные кирпичные домики и белый шпиль, прорезающий неподвижное, как стоячая вода, темное пятно деревьев. На гладкой поверхности меловых, зеленоватого цвета холмов виднелись могильники древних кельтов. Тоже, бедняги, намучились с англичанами, и в конце концов им пришлось худо.

Хорошее расположение духа почти восстановилось, как вдруг экономка Элси доложила, что его спрашивает офицер из лагеря. Его нечистая совесть с новой силой заныла, как больной зуб. Какого черта от него хотят!