Фрэнк О'Коннор - Гамлет и Дон Кихот

Это "снижение" в конце рассказа - превосходный пример высокого тургеневского искусства. "Он не утонул: он убился, упав с лошади". Наверно, Гоголь не погнушался бы таким сюжетом, но он вряд ли отказался бы от возможности наложить последний мазок, чтобы у нас от страха мурашки по телу забегали. Тургенева не устраивал подобного рода страх - дрожь, которая охватывает зимними вечерами собравшихся вокруг лампы детей, чьи мысли заняты призраками и упырями, когда ветер воет за стенами маленького домишки - он хотел, чтобы взрослый человек содрогнулся, задумавшись над таинством человеческой жизни.

* * *

Позднее Тургенев вернулся к форме повествования, уже ранее им опробованной, - к форме nouvelle. За неимением лучшего термина мы будем употреблять слово "повесть", имея в виду то, что по-английски называют коротким романом или длинным рассказом. Различие между этими двумя формами достаточно легко ощутимо, но определить его намного трудней, и такая же трудность возникает, когда требуется провести четкую грань между повестью и романом.

Например, "Ермолай и мельничиха" принадлежит к жанру рассказа - conte, если вам не претит французский термин. То есть все повествование здесь сконцентрировано в одном-единственном эпизоде: с помощью воспоминаний и косвенного повествования события нескольких лет умещаются в происшествия одной ночи. Это чрезвычайно опасный прием, который удается лишь очень взыскательным к себе художникам, - прием, чреватый тем, что смешение экспозиции и развития действия могут запутать и утомить читателя; и более того, эффект от рассказа в целом может оказаться совсем иным, чем от суммы отдельных частей, - как это и случилось с одной из новелл Мопассана, о которой речь впереди, где трогательная история превратилась в непристойный фарс. Как говорилось выше, если бы мне привелось писать об истории, рассказанной в "Ермолае и мельничихе", я бы предпочел форму хронологического повествования, начал бы с начала - с описания того, что пережила Арина у госпожи Зверковой, этого "ангела во плоти", и проследил, как отчаяние толкнуло ее на любовную связь с Петрушкой, а затем попытался объяснить, почему брак с бесчеловечным старым мельником сделал ее случайной любовницей бездельника Ермолая.

Однако пришлось бы одновременно задать себе вопрос: а можно ли передать эту историю таким образом?, Преимущество conte в том и состоит, что в нем все уже произошло и закончилось еще до того, как начался собственно рассказ. Ведь тут не то важно, какими людьми были Арина и Петрушка в действительной жизни и какую борьбу они вели против предназначенной им судьбы, а то, что судьба эта была уже за них решена, - а это и есть тема тургеневского рассказа. Примись я за характеры, мне непременно пришлось бы спросить себя:

а не было ли в моих героях каких-нибудь слабых черт, повинных в их участи, и так ли уж интересны подробности их борьбы с судьбой, чтобы стоило их описывать?

И, наконец, главный вопрос: не отвлеку ли я, вдаваясь в детали, внимание читателя от жестокого эгоизма, обрекшего двух этих людей на бесплодную жизнь и одиночество, или, если угодно, можно ли вообще создать "Мою последнюю герцогиню", рассказав поведанную в ней историю с точки зрения самой герцогини? Попытайся я изложить события таким образом, мною был бы сделан первый шаг на пути создания романа.

Но именно таким образом и стал писать Тургенев в дальнейшем, и хотя собрание его более поздних рассказов не столь прекрасная книга, как "Записки охотника", в нем есть три шедевра - "Часы", "Пунин и Бабурин"

и "Старые портреты".

Я рассматриваю их как рассказы, а не как повести или романы, что свидетельствует о том, насколько сложно определить различие между этими повествовательными жанрами. Трудность усугубляется еще и тем отношением, какое сложилось к ним у издателей и публики.

В викторианской Англии было принято считать, что роман - это повествование на три тома, или двести тысяч слов. В наши дни, когда у людей меньше терпения, а издательские расходы возросли, узаконены восемьдесят тысяч слов, и любой издатель скажет вам, что публика даже не посмотрит на книгу длиннее. Э. М. Форстер - а он на этом собаку съел утверждает: "Пожалуй, можно даже добавить, что протяженность романа не должна быть меньше пятидесяти тысяч слов". Романы Жоржа Сименона, которые французская публика считает таковыми, содержат около тридцати тысяч слов, и когда их издают в английских переводах, то обычно публикуют по два, чтобы придать вид настоящих романов. Все вышесказанное означает, что роман - это не только литературный жанр, но и некое условное обозначение, и в нашем дальнейшем рассуждении о жанре мы будем стараться, чтобы условное обозначение не подменило суть.